Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Линвуд сел за стол рядом с Венецией, напротив Элис.
Закусив губу и стараясь не вдыхать аромат еды, она отвела глаза от его доверху наполненной тарелки.
– Надеюсь, ваша поездка домой была удачной и ваша семья в добром здравии, – сказал он.
Элис кивнула.
– Да, спасибо, – сказала она.
Она заставила себя посмотреть на него. Эти проницательные черные глаза, казалось, просвечивают ее насквозь. Интересно, подумала Элис, что Рэйзеби рассказал ему про нее. Она опустила глаза и обнаружила, что смотрит прямо в его тарелку.
Он отрезал внушительный кусок копченого лосося, и от его запаха у Элис закружилась голова.
Она поперхнулась, вскочила со стула и, зажав рукой рот, выбежала из комнаты.
Венеция нашла подругу в маленькой спальне в мансарде. Элис склонилась над ночным горшком, извергая из себя остатки съеденного сухарика. Венеция вошла в комнату, закрыла за собой дверь и распахнула окно.
Элис обессиленно опустилась на постель и привалилась к стене, жадно вдыхая холодный утренний воздух. Венеция села рядом.
– Прости, – еле шевеля губами, пробормотала Элис. – Должно быть, я съела что-то на постоялом дворе вчера.
– Ты ведь не ела на постоялом дворе вчера, правда, Элис?
Элис глубоко вздохнула и покачала головой:
– Нет.
– Какой у тебя срок?
Элис даже не пыталась отрицать. Все равно рано или поздно Венеция узнает правду. Она даже чувствовала облегчение оттого, что может поделиться с кем-то своей тайной.
– У меня уже два месяца не было кровотечений.
– Рэйзеби знает?
– Нет! – Элис рывком села на постели, но сильное головокружение заставило ее снова прижаться спиной к стене. – Не смей рассказывать ему, Венеция! Пожалуйста, я умоляю тебя!
– Я не скажу ему ничего из того, что ты хочешь скрыть.
– Спасибо. Я не хочу, чтобы он знал об этом.
– Но почему? Он разумный и порядочный человек, Элис. Тебе нужны деньги для себя и для ребенка, когда он появится на свет. Рэйзеби – человек долга, он обеспечит тебя.
Элис улыбнулась. Это была горькая улыбка – она вспомнила, что Рэйзеби готов был оставить ради нее.
– Это ведь и его ребенок, Элис. Что бы ни случилось между вами, я уверена, он позаботится, по крайней мере с финансовой точки зрения, о тебе и о ребенке. Он должен знать.
– Я не могу. – Наш ребенок. Элис почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и закрыла лицо руками. – Ты не понимаешь, Венеция. То, что я сделала. ужасные слова, которые я бросила ему в лицо. – Она пыталась проглотить комок в горле, ей не хватало воздуха. Воспоминания о том страшном дне в ее спальне на Мерсер-стрит были все еще живы и ярки, сердечная рана все еще кровоточила. – Я солгала ему. Заставила его презирать меня. Внушила ему самые дурные мысли обо мне.
– Зачем ты это сделала?
Элис посмотрела на подругу, понимая, что ей придется сказать правду.
– Он просил меня выйти за него замуж. Хотел, чтобы мы сбежали, уехали жить на континент. Он собирался оставить все ради меня: семью, поместье, отказаться от титула. Все, что так важно для него. Все, для чего он предназначен по праву рождения. Я не могла позволить ему сделать это, разве не так? И не важно, как сильно я хотела быть с ним.
– Значит, ты оттолкнула его.
Элис кивнула:
– Жестоко и грубо. Но у меня не было выбора. Иначе он не поверил бы мне. Он очень упрямый, наш Рэйзеби. – Она до боли закусила губу, сдерживая слезы, но бесполезно – прозрачные, как роса, капли потекли по ее щекам. – Теперь он думает, что я лживая и бессовестная шлюха. Даже представить себе не могу, что бы он сделал, если бы узнал о ребенке. Он забрал бы у меня малыша, не позволил бы, чтобы его воспитывала такая женщина, какой он меня считает. Я не могу допустить этого. Не теперь, когда ребенок – это все, что осталось у меня от Рэйзеби. – Она взглянула на подругу. – О, Венеция, что же мне делать?
– Мы все уладим, Элис, – заверила Венеция, обнимая ее за плечи. – Я помогу тебе.
– Я не останусь здесь – незамужняя и с животом, который скоро станет заметным. Я никогда не поступлю с тобой так, Венеция.
– Я найду тебе дом в деревне, позабочусь о деньгах и.
– Нет. – Элис покачала головой. – Я не могу позволить тебе.
Она знала, что случится с хрупкой репутацией Венеции в свете, которую она с таким трудом завоевала. Кроме того, у нее ведь есть собственная семья в Ирландии.
– Я что-нибудь придумаю.
– Элис, на лето театры закрываются, а когда к началу нового сезона ты уже не сможешь скрывать свое положение…
– Я знаю, но я уже все решила, Венеция. Ты – моя подруга. Я и так тебе многим обязана. Ты вырвала меня из рук миссис Сильвер и вообще сделала мне много добра. Я не разрушу твои шансы на счастье в новой жизни. Скажи, что примешь любое мое решение, иначе я уйду прямо сейчас.
– Ты самая упрямая женщина на свете, ты знаешь это, Элис Флэнниган?
Элис улыбнулась, смахивая со щек слезы. Тут она снова подумала о Рэйзеби.
– Ты ведь не скажешь ему, Венеция, правда?
– Не скажу. Обещаю.
Элис облегченно вздохнула:
– Спасибо тебе, Венеция. За это и за то, что позволила мне остаться в твоем доме. Линвуд не очень сердится?
– Он вообще не сердится. Он прекрасно помнит, как до нашей с ним свадьбы ты приютила меня, когда мой дом сгорел. Он не такой, как ты думаешь, Элис.
– Он – друг Рэйзеби.
Венеция насмешливо улыбнулась:
– Этого я отрицать не буду.
– Как твоя голова сегодня? – поинтересовался Линвуд, когда следующим утром он и Рэйзеби выехали на верховую прогулку по пустынному в этот час Гайд-парку.
– Превосходно.
– Значит, ты не пошел с Девлином в таверну у доков?
– Пошел. Мы неплохо там развлеклись.
Рэйзеби был готов на что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей об Элис и о том, как ловко она обвела его вокруг пальца.
– Ты знаешь, что мисс Свитли вернулась в Лондон? – спросил Линвуд.
Сердце Рэйзеби учащенно забилось. Несколько мгновений он молчал, потом гнев и обида взяли верх.
– Нет, – сухо ответил он. – И мне это совершенно не интересно.
– Если вдруг соберешься навестить меня, имей в виду, что Элис гостит у Венеции.
Рэйзеби кивнул:
– Я учту.
Они ехали в полном молчании. Рэйзеби был полон решимости не задавать вопросов об Элис, а Линвуд счел за лучшее не бередить раны друга.
Он должен быть счастлив, думал Рэйзеби. Теперь его не касается, где и чем занята Элис Свитли. Так твердил его разум. Сердце говорило другое, но Рэйзеби перестал прислушиваться к нему. Поэтому он воздержался от расспросов. А Линвуд. промолчал.