Глебов посмотрел на нее. Алые пятнышки пылали у нее нащеках, и разлетавшиеся пряди подрагивали. Сейчас она была как-то особенно,неправдоподобно хороша собой.

Пожалуй, Евгения Ивановича Грицука, который мечтал еезаполучить, он, Глебов, вполне понимал.

– Столько лет я мечтала о его смерти, – сказала «ведьма»задумчиво. – Столько лет я придумывала, как именно его убью. Потом я сталамечтать о том, чтобы мой отец поскорее умер! И это было самое ужасное. Ничегоужаснее со мной никогда не было. Нет, пожалуй, было. – Она кивнула сама себе,словно позабыв о Глебове. – Конечно, было!

– Что… было?

– Был человек, которого я любила. – Она улыбнулась, иведьминский блеск пропал из глаз, они стали похожими на обычные человеческиеглаза. – Знаете, есть любовь, которая дается один раз. И все знают, что этоименно она. И я знала, что тот человек – моя любовь. Может быть, будут какие-тодругие, если вдруг что-то непоправимое случится с нами, но именно эта – самаяглавная. Ничто и никогда ее не заменит.

– Вы фаталистка?

– Я просто точно знаю, что такое любовь, – ответила онапочти весело. – У меня она была. И в один прекрасный день я сказала любимому,что ухожу и больше не приду никогда. Что я встретила другого, и тот, другой,намного лучше его… Ну, и всякую такую чепуху. Я долго готовилась. Сочиняларечь. Придумывала, как я встречу его с работы, – а нам всегда было так весело,когда он приезжал домой! – как я накормлю его ужином и мы в последний разобнимемся, понимаете? Как перед смертью. Ну, собственно, это и была смерть,потому что мы никогда больше не виделись. Я сказала ему, чтобы он больше непоказывался мне на глаза. Я специально придумала много такого, что сильнооскорбило его. Я знала его, как себя, и это было легко. Он был сильнымчеловеком, но в тот момент я была сильнее, потому что знала, что именно делаю.А он ничего не знал.

– И он вам… поверил? Несмотря на всю любовь?

– У него не было выбора. Говорю же, я все придумала! Всерассчитала, я вообще очень расчетливая. Но до сих пор я не могу, не могу обэтом вспоминать!..

И тут она вдруг заплакала.

Должно быть, ведьмам не положено плакать, потому что когдаслезы хлынули у нее из глаз, она совсем не пыталась их остановить. Она простосидела, а слезы капали на стол, на ее сцепленные руки, на черный топаз. Когдаони попадали на топаз, тот сверкал еще сильнее.

Глебов под столом протянул ей салфетку. Она взяла и положилаее перед собой. Теперь слезы капали на салфетку, часто, как дождь.

– Я не плакала много лет, – сказала она. – Не помню, когдаплакала в последний раз. Мне было нельзя.

– Сейчас тоже нельзя. Если не хотите угодить в завтрашнюю«Светскую хронику»!..

Она не обратила на его слова никакого внимания.

– Я все рассчитала, – продолжала она, а слезы все лились. –И все у меня получилось. Я ушла от него и погубила всего две жизни, свою и его.Если бы я осталась с ним, я погубила бы всю семью. И отца, и маму, и брата,который тогда работал в папином министерстве, и у него дочка только родилась!..

Глебов помолчал.

– И что дальше?

Она пожала плечами.

– Ничего. Это конец истории. Я больше никогда не виделачеловека, которого предала. Зато вышла замуж за Евгения Ивановича. И сталапридумывать, как мне его убить. И ничего не придумала. Тогда я стала мечтать,чтобы папа умер. Вы знаете, я так его люблю, своего папу! Он такойзамечательный отец, лучше всех! Он всегда много работал, болел, но книжки нам сбратом читал. Одну я помню особенно хорошо, про Ганса-чурбана. Он читал разнымиголосами, за короля и за Ганса, и это было лучше, чем спектакли по радио! Оннам елку всегда привозил, даже когда в Москве их было не достать, и мы поделкой всегда находили подарки. Он любил меня немножко больше, чем Димку, моегобрата, и все об этом знали, и Димка тоже, и мы даже над ним посмеивались, когдавыросли! И вот я стала мечтать, чтобы он умер, мой папа!.. Вы представляетесебе, что это такое?

– Нет, – сказал Глебов, – не представляю.

– Я мечтала, что он умрет, я над ним поплачу и станусвободной, понимаете?! Совершенно свободной! Что я снова стану собой, каккогда-то! Слава богу, он не умер! Мой муж, мерзавец, умер раньше.

– Но ведь он на самом деле спас вашего отца от тюрьмы,правильно я понял? Если вы все проверяли, или ваши юристы проверяли, значит,это так. Тогда, выходит, он не до конца мерзавец?

Тут она засмеялась. Слезы исчезли как по мановению волшебнойпалочки. Глебов посмотрел – нет и следа слез.

Вот что значит ведьма!

– О-о, – протянула она, глядя на Глебова. – Вот тут вы неправы! Он был первостатейный, стопроцентный мерзавец! И я до смерти рада, чтоон сгорит в аду! Что он уже горит в аду!

Она перегнулась через стол, и ее пальцы, вцепившиеся вскатерть, показались ему когтями, как у кошки.

– Поехали, – приказала она Глебову. – Поехали, я вампокажу!..

– Танюша-а! – прокричала домработница Ритуся. – Танюша, супстынет!

– А?!

– Бэ! Суп стынет, иди быстрей, говорю!

Таня вышла из своей комнаты и побрела в сторону столовой,выходящей всеми окнами на террасу, где по летнему времени Ритуся всегданакрывала ей обед.

– Вы чего орете как резаная?

– Я не ору! Я говорю, что суп на столе и сейчас остынет!Садись и ешь.

Таня засунула руки в карманы джинсов, посмотрела на своибосые ноги и пошевелила большими пальцами. Ярко-алый лак на них уже порядочнооблез.

– Ритуся, – начала она задушевно, – я вам тыщу раз говорила,что в середине дня я есть не могу! Говорила или нет?

– Говорила, – согласилась приготовившаяся держать оборонудомработница.

То, что она собирается держать оборону, было видно по ееспине, ибо лицом она к Тане так и не повернулась. Половником зачерпнула измедной кастрюли щи, налила в мисочку и понесла на стол.

Таня все стояла и рассматривала свои голые ноги.

Надо бы педикюр сделать, только когда его делать?! И вообщенужно экономить, потому что ее скоро уволят с работы, а педикюр – это недешево!

– А если я вам говорила, что днем не ем, почему вы мне суетеваш дурацкий суп?

– Потому что надо есть первое, – ответствовала домработницауверенно, словно разговаривая с воспитанницей детского сада и разъясняя ейпользу манной каши. – Садись, садись, что ты стоишь!?

– Да не буду, я сказала!

– Щишки, как ты любишь, щавелевые, с укропчиком, с яичком,глянь, я положила!.. Ну, чего не поесть-то?! Поедешь опять по ресторанамшастать, чего ты там не видала, в ресторанах этих?