— О-о-о, подождите секундочку! Дайте я вас тоже сфотографирую!

Обернувшись, я увидела Марту, помощника режиссера по сценарию, и ухмыльнулась.

Мы снова встали в ту же позу. Я не смогла сдержать широкой зубастой улыбки. Марта подняла фотоаппарат, затем слегка опустила, чтобы посмотреть на нас поверх объектива.

— Это завтра будет во всех новостях, просто подождите. «Новая прекрасная пара Голливуда».

Я умерла.

«А можно действительно так сделать?!» — взмолилась я про себя. Вместе с тем я занервничала: Лео могло и не понравиться такое предложение. «Мы? Пара? Что-ооо?» Прежде чем я успела додумать эту мысль, он со смехом пропел:

— Да-на-на-на-на-на!

Я умерла еще раз.

Все еще не дыша, я спросила себя: «Лео что, только что спел музыку из заставки „Развлечения сегодня вечером?“»

Марта засмеялась.

— Я могу им позвонить.

Она подняла фотоаппарат и сделала фотографию.

Я не могла умереть в третий раз, но если бы могла, то умерла бы.

У меня случился приступ кратковременного жара. Даже три подряд, безжалостных, обжигающих. Мы отошли друг от друга и улыбнулись. Я только открыла рот, чтобы продолжить разговор, как услышала итальянскую трель.

— Андр-р-р-р-реа!

Обернувшись, я увидела Франческу, которая успела подойти к нам.

— Андреа, вот ты где! Пойдем. Нам пора.

Она мило улыбнулась и кивком показала на машину. Подняв руку, она погладила лицо Лео.

Он улыбнулся ей. Они вместе уже работали над разными фильмами. Марти, Данте, Франческа, Боб Герра — они работали в команде так часто, как им удавалось.

— Мы устали. Нам пора. Доброй ночи!

Она наклонила голову и с любовью посмотрела на Лео. Он был ей прямо как сын.

Лео вздохнул.

— Доброй ночи, леди, — тихо сказал он, с теплотой посмотрев на нас. Франческа уже пошла к парковке.

Я покорно улыбнулась.

— Хорошо вам повеселиться.

А потом я повернулась и пошла за ней, ненавидя каждый шаг.

Я плохо помню, как довезла Франческу до ее квартиры; мое тело и разум все еще были охвачены эйфорией. Я достала из кармана мобильный телефон и посмотрела на часы; они показывали час ночи. Впрочем, я все равно позвонила домой.

— Андреа? — ответил полусонный мамин голос.

— Мама, я поговорила с ним.

Она сразу проснулась и даже задышала чаще.

— Лео! — вскрикнула она. — Не может быть. — Да.

Мои губы растянулись так широко, что я даже уже не была уверена, держатся ли они до сих пор на лице. Я любила ее за то, что она понимала, как много это значит для меня.

Для нее.

Для нас.

По моей внешности люди обычно предполагали, что я чувствую себя просто замечательно. Я работала по двенадцать часов в день по пять-шесть дней в неделю на съемках без каких-либо жалоб, выполняла сразу по несколько задач с головокружительным профессионализмом, все время была бодрой, жизнерадостной и презентабельной, с идеально сделанной прической и макияжем. Лишь я сама знала, насколько же на самом деле устала. И я могла винить только себя за то, что так измотана. Я, конечно, с трудом, но справилась с расстройством питания, но теперь меня ждала новая беда: нездоровое пристрастие к тренировкам.

Год назад, под конец четвертого курса колледжа, когда я наконец-то достигла желаемого веса, у меня с левой стороны развился ишиас — защемление нерва. Двигая левой ногой в любом направлении, я чувствовала колющую жгучую боль в левой ягодице. Он развился, потому что я вообще нормально не отдыхала после того, как установила себе строгий режим тренировок. Я бегала по шесть километров семь дней в неделю, вообще не давая себе выходных. Я чувствовала себя привязанной к беговой дорожке, ужасно боясь набрать вес обратно. Я ничего не знала о том, сколько нужно отдыхать человеку, который только что сбросил половину изначального веса. Еда — ну, над ней я работала. Но вот бег, все эти километры, которые я ежедневно ненавидела, — я не была уверена, что смогу остановиться. Бег казался ключевым фактором моего успешного похудения. Я всегда слышала, что из всех упражнений, которые можно делать в одиночку, лучше всего сжигает калории именно бег. Была совершенно уверена, что никакие другие движения не обеспечат такого же результата. Но нагрузки, перенапряжение моих несчастных, усталых ног, вызвали ишиас, и мне пришлось на целый месяц перестать бегать. Целый ужасный месяц. Я с трудом, но тренировалась на эллиптическом и дуговом тренажере. Пыталась ходить. Едва могла заснуть без нервной боли с левой стороны. Тревога поглотила меня, я боялась, что тут же наберу все сброшенные кило.

Вылечившись от ишиаса, я снова начала бегать. Я поддерживала режим целый год; меня по-прежнему мотивировал страх, что бросить — значит набрать вес.

Я ненавидела бег. Он уже не доставлял удовольствия. Больше не чувствовала себя довольной, обновленной и энергичной, спускаясь с беговой дорожки. Мне даже перестала нравиться The View, моя любимая телепрограмма, под которую я бегала свои километры. Я была вымотана. И совершенно уверена, что единственный способ остаться худой — продолжать и продолжать. Я стала бояться будущего. Как можно дальше держаться? Как мне продолжать бегать столько миль каждый день, когда я так все это ненавижу? Бег казался навязчивым, ужасным наказанием, он словно подвергал меня домашнему насилию. Я ложилась спать ночью, боясь, боясь, боясь следующего утра, когда снова придется бегать.

Теперь же, когда мне приходилось все больше работать на съемках, бег казался просто пыткой. И тело, и разум были измучены. Однажды вечером я сидела в машине после особенно долгого рабочего дня и просто бессильно опустила голову на руль. Парковка была пуста. Мне пора было в спортзал: сегодня я еще не бегала.

— Я не могу, — прошептала я единственному, кто мог меня услышать — одометру.

Мои плечи задергались; я всхлипнула. Из горла вырвался глубокий утробный звук — я не смогла сдержать плача. Вскоре на глазах выступили слезы.

— Я не могу, — повторила я.

Я вытащила ключи из замка зажигания.

— Я не могу. Не могу.

Я повторяла это до тех пор, пока и сама не поверила.

Пока я уговаривала себя то потренироваться, то не тренироваться, в голову пришла потрясающая мысль: «Я, наверное, даже предпочла бы снова растолстеть».