Нормально Лихой обустроился на сеновале. С лёгкой руки моей заботливой бабули, конечно. У него здесь два ватных одеяла, фонарик и покушать ему дали досыта — на это намекает огромная миска, в которой явно была окрошка. Можно смело говорить о том, что у ведьмы появился любимчик — оборотень.

— Вкусные конфеты? — я поднимаю с пола фантик от шоколада.

— Очень, — довольный Лихой растягивается на одеяле, расстеленном на сене. — Но я честно заслужил, — рассуждает, заложив руки за голову. — Сначала мы с Ниной Ефимовной съездили за комбикормом на другой конец деревни, а потом смотались ещё в пару мест.

— Я бы на твоём месте не расслаблялась, — улыбаюсь. — Утром тебя возьмут в огородное рабство.

— До утра есть время, — Лёша хлопает ладонью по одеялу. — Иди ко мне.

Подхожу, но в объятия зверя не спешу.

— Бабушка сказала, что сделала тебе предложение, от которого сложно отказаться, — ставлю ногу на одеяло, тяну вверх по бедру ночнушку — дразню хищника, — но ты отказался. Расскажешь?

— Мелочи. Забудь, — оборотень с рыком тянет меня за ногу к себе.

Непростительно громко взвизгнув в ночной тишине, я оказываюсь в крепкой хватке зверя. Он уже не отпустит — мягко скользит большим пальцем по моей лодыжке и смотрит в глаза с однозначным желанием закончить эту ночь развратом.

— Э-э, нет! — я непреклонна. — Сначала расскажи.

— Шантажистка мелкая, — ворчит Лихой. — Ладно, слушай. Мы с Игорем родились в другом мире. Наша стая там одна из самых влиятельных, а мы должны были встать у руля, когда достигнем совершеннолетия. Естественно это не всем нравилось — конкуренты спали и видели, как избавятся от нас. Девятилетних пацанов, — добавляет и ухмыляется зло.

— Избавятся от детей, прости хоспади? — у меня брови ползут вверх.

— Никто не собирался ждать, когда мы вырастем. Сначала пустили в расход родителей Горыныча и моего отца. Всё сделали, чтобы нас некому было защитить, но моя мать по счастливой случайности осталась жива. Схватила нас в охапку и помчалась к местной ведьме. Мама в ногах у колдуньи валялась, умоляла, чтобы она помогла спрятать меня и Игоря в надёжном месте, где нас не достанут.

— И этим местом стал этот мир, да? — спрашиваю, а по загривку мурашки скачут.

— Да. Только моей матери пришлось расплатиться за это жизнью. Ведьма забрала её в качестве платы за услугу. Если бы я тогда понимал больше, я бы не позволил маме… — спотыкается на слове, а взгляд в потолок.

Вместо потолка перед глазами Альфы сейчас картинки из прошлого. Я чувствую, что он не хочет вспоминать, как я про Витю, но делает это ради меня.

— Не вини себя, Лёш, — я ложусь рядом с волком, прижимаюсь к горячему телу.

— Это непросто, — чмокает меня в макушку, — но я стараюсь. Мы с Игорёхой тогда вообще не поняли, что произошло и где мы оказались, — продолжает рассказывать. — Всё чужое, незнакомое, непонятное. Все вокруг говорили на языке, который мы не понимали. Первые сутки прятались по дворам, искали тихое место, а потом голодный живот заставил выйти к людям. А дальше нас определили в детский дом. Новые имена, новая жизнь, новая реальность. Мы много лет жили с мыслью, что путь в родной мир закрыт для нас навсегда.

— Моя бабушка может вернуть вас домой, — шепчу. — Она предлагала, да?

— Это неважно уже, Том. Я по себе знаю, как хреново оказаться в чужом мире, и не хочу, чтобы ты испытала это. А без тебя мы с Горынычем не вывезем. Сдохнем на хер…

Поступок Лёши дребезжит болью в моём сердце. Получается, Альфа отказался от возможности вернуться домой, от шанса отомстить за родителей, от власти, которая полагается ему по закону, и вообще отказался от всего. Он променял всё на жизнь в чужом мире. В стране, где нет ни стабильности, ни веры в завтра, где почти ничего нет и многие бы душу продали, чтобы свалить куда подальше. Но не я. Лихой знает об этом и делает так, чтобы мне было хорошо.

— Лёш, а Игорь? Ты ведь за него решил, получается, — до меня доходит очевидный факт.

— На то я и Альфа, чтобы решать в стае, — справедливо замечает. — Горыныч раньше не горел желанием вернуться домой, но теперь такие мысли его посещают. Только не от тоски по родине. Он наивно полагает, что таким макаром исключит возможность потерять тебя. На внимание женщины Альфы и Беты мощной стаи ни один самец рассчитывать не станет.

— Это в его стиле, — хмыкаю.

— Приковать тебя к нам не выйдет. Игорь это поймёт. Со временем.

— А вас можно ко мне приковать? — вожу пальчиком по пульсирующей венке на шее зверя. — Я бы не отказалась, — улыбаюсь.

Альфа, похоже, шутку юмора не понимает — он садится и легко, как куколку, устраивает меня на себе. Моё лицо оказывается в тёплом плену огромных лап, жёлто-зелёные глаза волка блестят в полумраке, и столько в них нежности, что у меня дыхание перехватывает. Альфа впервые так смотрит на меня.

— Тома, я люблю тебя, — голос хищника звучит тихо и мягко, а у меня взрывается сердце.

Лихой из тех мужчин, которые говорят такое только одной женщине и лишь раз в жизни. Предпочитая не разбрасываться словами, а доказывать чувства делами.

— И я… — у меня горло в тисках, а в глазах стоят слёзы.

Не могу сказать «люблю». Но не потому что не люблю, а потому что во мне сейчас слишком много эмоций. Их через край, и мокрые дорожки ползут по щекам, а Лёша собирает их губами, шепчет, что я его девочка.

Мне стыдно, что я вот так взяла и разревелась, не ответила ему, не смогла… Тянусь к глазам — вытереть солёные капли, а зверь ловит мои пальцы губами, прикусывает. По телу расходится сладкий жар — он успокаивает и одновременно заводит. Лихой опрокидывает меня на одеяло, накрывает собой, и под нашими телами хрустит сухое сено. Травяной запах смешивается с ароматом хищника. Может, для кого-то он неприятный, но не для меня самый лучший — тёплый, вкусный и дурманящий.

— Лёш, погоди, — мозг пытается соображать, и я упираюсь ладонями в твёрдую мускулистую грудь волка, пытаясь его остановить. — Бабушка услышит. Лёша!

— Если ты будешь пищать, обязательно услышит, — прикладывает палец к моим губам, приказывая вести себя тише.

Ситуация из разряда «я привела парня, когда родители дома, и нам приспичило заняться сексом». Никогда у меня такого не было. Но если включить фантазию, то эта перчинка заводит. Да и остановить возбуждённого Альфу нереально — твёрдое доказательство этому требовательно упирается мне в живот.

Я совсем не уверена, что получится тихо. Уже не получается. Мой очень даже слышный стон гасится поцелуем, а тяжёлые шершавые ладони скользят вверх по моим бёдрам, задирая ночнушку. Пальцы зверя жёстко расправляются с моими трусиками, которые теперь только выкинуть остаётся, но это уже «священный» ритуал. Лихому нужно что-то рвать и с рыком вгрызаться мне в загривок. И вообще вести себя, как настоящий дикий зверь. У меня от этого просто крышу уносит. Каждый раз как первый — захватывает дух, разрывает душу в клочья. И это кайф!