Кусая губы, дышу часто и пытаюсь не «пищать», как мне приказано, ощущая, как крупные пальцы ходят во мне, настойчиво доводя до исступления. Я сжимаюсь от сладкой судороги предвкушения — из горла рвётся стон, а Лихой набрасывается на мой рот бешеным поцелуем и ускоряет темп там, внизу. Он издевается надо мной, с ума сводит. И отлично знает, как это сделать.

— Ты уже почти, да? — урчит мне в губы Лихой и внимает из меня пальцы.

Я рычу и тяну оборотня к себе — чувствовать пустоту невыносимо — но он сделает всё по-своему. Я это знаю точно. А ещё знаю, что мне будет хорошо, что бы Лёша со мной ни вытворял.

Лихой переворачивает меня на живот и, держа за бёдра, чтобы я крепче сжала ноги. Он любит, когда тесно, и чем теснее, тем ему кайфовее. А ещё Лёша любит, когда у меня между ног много влаги. Чтобы текла. А я и так всегда с ним… Животный инстинкт какой-то просыпается, когда этот хищник рядом. Он меня может даже не трогать, а трусики отжимать можно.

Зверь входит резко на всю длину немаленького твёрдого, как камень, члена, а я только всхлипнуть успеваю — он прижимает к моим губам пятерню. Молчать и получать кайф — приказ понятен без слов, и пальцы со вкусом моих соков толкаются мне в рот. Это, чёрт возьми, развратнее некуда! Это чистый экстаз без примесей ласки. В нём вся соль мучительно сладкого удовольствия с капелькой остроты-боли. Я немного мазохиста — теперь официально.

Тяжёлая лапа зверя давит на мою поясницу, и движения члена во мне яростные, мощные, заставляют вздрагивать. Я «уже почти да», значит, и Лёша тоже. Он никогда не кончает раньше меня, а иногда мне кажется, что это происходит только из-за того, что я кончила.

Всегда так.

И сейчас.

Финальное рычание зверя, ощущение тёплого семени во мне и судороги оргазма, прошивающие моё тело — сладкий десерт. Альфа, тяжёло дыша, проводит пальцами по моему позвоночнику, а я выгибаюсь в крайний раз, насаживаясь на него до конца. Этот момент в сексе он любит особенно. И я.

В щели между досками заглядывает рассвет, мы лежим, обнявшись на ватном одеяле. Пахнет сеном и нашими телами. А ещё в воздухе есть что-то невероятно тёплое — шлейф от тихого, но твёрдого Лёшиного «люблю».

— Я тоже тебя люблю, — прижимаюсь губами к виску зверя.

— Не обязательно было говорить, Том, — Альфе почему-то неловко. — Я знаю.

— Но я хотела сказать, — приподнимаюсь, упираясь локтем в мягкое сено. — Просто сразу не получилось…

— Наверное, я сделал что-то очень хорошее, раз получил такую награду, как ты, — улыбается уголками губ, гладит подушечкой большого пальца мою скулу.

— Авансом дали, — пытаюсь не рассмеяться.

— Как с тобой язвой жить? — волк гнёт бровь.

— Долго и счастливо, — подытоживаю. — Хотя с долго могут возникнуть проблемы.

— Это почему? — напрягается вполне серьёзно.

— Огородное рабство, — напоминаю и хихикаю.

— Тома, ёп… Я думал, ты серьёзно.

— А я серьёзно!

— Сейчас на второй заход пойдём, чтобы не молола языком, — весело угрожает хищник.

Молчу-молчу. Хотя я не против второго захода и даже третий переживу с удовольствием. Но насчёт намерения моей бабули припахать оборотня сомнений нет. Так что Лёше лучше вздремнуть пару часов.

Он закрывает глаза, а я, уткнувшись носом в большое покатое плечо, пытаюсь почувствовать, как там Игорь без нас. Ничего плохого в голову не приходит. Наверное, спит Горыныч. Один в холодной постели. Бедный…

Оба моих волка хороши, каждый по-своему, но когда они вместе, получается «один» идеальный мужик. Мой личный идеальный мужик.

Я сижу на лавочке во дворе и понимаю, что на Альфу с мускулистым бронзовым торсом умеренной волосатости можно любоваться вечно. Сотки под картошку Лихой уже вскопал, теперь носит вёдрами навоз в теплицу. Трудится не корысти ради, а репутации для. Когда закончит, бабуля моя будет довольна.

Пал Афанасича официально отстранили от тяжёлой работы, и он с удовольствием занялся мотоциклом. Только непонятно, собрать он его пытается или ещё больше разобрать. Да и неважно это, главное — при деле. Все. Я вот, например, занята созерцанием.

— Семечки будешь? — из дома выходит моя бабуля.

О, ещё и семечки «подвезли»! У нас здесь лучше, чем в кинотеатре. Там лёгкую эротику не крутят, а в огороде у ведьмы — пожалуйста.

— Буду, — забираю у бабушки миску с жареными семечками и кулёк под шелуху.

— Не шибко я волчка гоняю? — вежливо интересуется она.

— Не знаю, — впрыскиваю едва заметный упрёк в тон. — У вас с Лёшей свои дела, я не лезу.

— Свои дела, говоришь? Смотри, а то уведу у тебя мужика, — бабуля хмыкает и даёт мне лёгкий щелбан по лбу.

Это всё шутки, не серьёзные подколы — вполне в моём и бабулином духе. Хорошо сидим… И тут в груди как кольнёт! А потом до лопатки острой горячей болью как стрельнет! Не знаю что это, но ощущения отвратительные. Реальность на мгновение пропадает, а на её месте появляется лицо Игоря крупным планом.

— Уу-уй! — у меня из рук выскальзывает миска, семечки рассыпаются по деревянному настилу.

— Внуча, что? — бабушка держит меня за руку, смотрит с беспокойством. — Плохо тебе?

— Не мне… — выдавливаю хриплым шёпотом. — Лёша! — сделав усилие над собой, кричу.

Альфа ещё до этого крика понял — дело плохо и, побросав ведра, рванул ко мне.

— Тома, что?! — подхватывает меня под локти, заглядывает в глаза.

— Кажется… — я хватаю ртом воздух, пытаюсь сформулировать разбегающиеся мысли. — Игорь. С ним что-то не так.

Ни слова не говоря, Лихой бежит в дом и вылетает оттуда с ключами от девятки:

— Поехали! — проносится мимо нас с бабушкой к машине.

И бабуля моя быстро ковыляет к воротам — открыть, чтобы можно было выехать. И только я растерялась и никак не соображу ничего. Это связь с Бетой мне такие сюрпризы подкидывает или что?

— Мы едем в город? — я словно в трансе каком-то.

— Садись! — орёт волк и открывает из салона переднюю пассажирскую дверь.

Команда доходит до мозга — несусь к машине, запрыгиваю в салон. Лёша врубает заднюю и, обернувшись, газует. Я глазом моргнуть не успеваю — мы уже на улице. Наверное, на улице. Из-за поднявшейся столбом пыли ничего не видно. Она летит в салон, забивает ноздри и горло. Среди этого безумия в открытое окно девятки просовывается бабушкина рука с моей сумочкой.

— Забыла, — кладёт сумку мне на колени и смотрит на Лихого. — Береги мою Тамару, волчок. Если с ней что случится, я с тебя спрошу. Понял?

Оборотень кивает, а бабуля шагает назад. Девятка с диким визгом «рвёт когти» с места. Сначала меня прижимает к спинке сиденья, а потом я едва не улетаю в лобовое.