Красные объявили охоту на лигуры. Выкрасть действующий лигур из какого-нибудь города они бы никогда не решились. Такая попытка была не лучше прямого самоубийства, а вот копаться на руинах, искать разорившиеся семьи и выкупать у них пустышки – это им показалось вполне доступным занятием.

Именно магульдинцы первыми осмелились войти в Вескортуинский каньон после того, как показываться там зареклись даже кромешники с нерлитами. Ходили какие-то невероятные слухи о том, как на подступах к Вескорту погибло не то две, не то три сотни красных. В какой-то момент казалось, что они там все пойдут на удобрение. И все же магульдинцы добились своего.

Южане теперь жалуются, что в давно заброшенных сторожевых башнях по всему каньону опять горят огни, что красные взялись за восстановление Нурского тракта, когда-то рассекавшего Маильские леса и уводившего в сердце Изендол-Найского нагорья – к юго-западной окраине Деодрельского леса, где до сих пор прячутся руины легендарного Изендола.

Если хоть половина этих историй правдива, то лет через двадцать-тридцать магульдинцам будет впору говорить о создании собственного княжества, даром что по всем бумагам Вескортуинский каньон лежит в Южных Землях, лишь частично цепляя Ничейные земли. Каньон богат металлами. Ничто не мешает красным взяться за добычу каланной руды, за выработку ольтанской соли и хлориса – ничто, кроме выродившегося города под боком. Едва ли им удалось очистить его целиком, но какую-то часть лигуров, а их там было чуть ли не больше, чем во всех остальных городах Южных Земель, они явно вынесли. И захоронили в Навьей пуще.

Именно так магульдинцы поступали со всем, что им удавалось раздобыть, будь то простой перевертыш или дорогая пустышка. Прятали в самом гиблом из лесов. Никогда не пользовались лигурами, даже если к ним попадал какой-нибудь действительно сильный – из тех, что мог отпугнуть диких зверей и насекомых или помочь в бою. Все закапывали. Они бы с радостью отнесли их назад, в Гробницы, или хотя бы сбросили в горные расщелины Роктана, но с этим могли возникнуть затруднения. Приходилось как-то выкручиваться.

А ведь могли бы все продавать южанам. Те пытались с ними торговать. Потом пытались устраивать на них набеги. Даже отправили два створа штурмовать крепость Магуль Индр, но все без толку.

Со временем хоронить что-либо в Навьей пуще стало опасно. Слишком много всякой дряни магульдинцы набросали туда за последний век. Они ведь туда и черноитов выпускали, и салауров. Заодно отправляли в лес все, что обладало хоть малейшими признаками вырождения. Навья пуща и раньше пугала непроходимостью, а теперь туда не сунется самый отчаянный крысятник – скорее сам по доброй воле перережет себе горло и еще скажет спасибо, что ему дали выбор.

И вот магульдинцы придумали все сбывать книжникам. Книжники хорошо платят – с тех пор, как наместником Оридора стал Шоэнгар из рода Вертондила, они не брезгуют самыми сомнительными договорами, а их потребность в лигуритах из года в год только растет. И чем уродливее лигурит, тем больше они платят. Но золото для магульдинцев лишь дополнительная выгода. В первую очередь они хотят собрать все, что связано с лигурами, в одном месте, очистить Восточные Земли от мерзости. Оридор для них – выгребная яма. Не самая надежная, но хотя бы такая.

Лет двадцать назад красные стали нанимать рыскарей. Отправляли их в места, куда сами не могли добраться. Прежде всего в заброшенный монастырь Муэрд-Илин и, конечно, в таинственный Изендол, улицы которого до сих пор помнят тяжелую поступь Эрхегорда Великого. По легендам, именно в стенах Изендола Эрхегорд спрятал основные запасы Порошка Ластуса и там же оставил мешочек с Зернами тишины.

Для рыскарей, равно как и для ангоров самого разного пошиба, Изендол был давней мечтой. О нем известно не так много. Поначалу говорили, что он стал первым из всех выродившихся городов. Потом по шли слухи, будто никакого вырождения там никогда не было, более того – Изендол с того дня, как Эрхегорд собственноручно поставил там первый сруб, находился под защитой сразу нескольких укрывных лигуров, а значит, не подпустит к себе чужаков, пусть даже их там соберется целая армия. Об Изендоле в Восточных Землях рассказывают чуть ли не больше легенд, чем про выродившийся Лаэрнор.

Многие верят, что в Изендоле до сих пор кипит скрытая жизнь. Каждый надеется найти там что-то свое: южане – запас сильных лигуров, красные – архивы, посвященные изучению каахнеров, нерлиты – следы последнего из Предшественников. Эти в каждой дыре ищут своего Спящего. Скажи им, что приметил нечто необычное в своей сральной яме, так они и туда нырнут, еще и взвизгнут от удовольствия.

До Изендола, конечно, никто из рыскарей не добрался, а вот в Муэрд-Илин, на Бальские сопки, на курганы Цальдейских холмов, к Бахтакорскому тупику и Ардлейскому разливу на юго-востоке Восточных Земель они ходили постоянно. Кто-то разбогател на таких делах. А кто-то погиб. Родители Феонила были из последних. Никак не могли отыскать ничего стоящего. Монастырь уже два века грабят – наживаться на нем все сложнее. Вот и рискнули спуститься на юго-запад Деодрельского леса. Если им и довелось увидеть стены Изендола, теперь об этом никто не узнает, а Феонил, как и десяток таких же сирот, отправился прямиком в ремесленный приют.

Горсинг и сам вышел из такого приюта – попал туда в шесть лет, после того как на окраине Равнского леса маргулы задрали его родителей. По совету Эрзы Горсинг стал присматриваться к приютским мальчишкам. Взял к себе в отряд уже двоих: Феонила и Аюна.

В последние годы красные не брезговали нанимать всякий сброд – крысятников, продажных стражников, простых дельцов и таких, как Горсинг. От них требовалось одно – поставлять магульдинцам лигуритов. За черноитов платили мало. Проще было распотрошить их на мясо и продавать вразвес, если б только кто-то согласился кормить своих собак кусками черной окаменевшей плоти.

Куда больше магульдинцы платили за салауров, но эту мерзость найти было сложнее. Фаиты Багульдина пришлись кстати. Потом появился акробат и привел Горсинга в Авендилл, где они насчитали порядка сорока ниад[10]. За каждую – по четыре золотых. С такими деньгами можно укрепиться в Целинделе: новое снаряжение, новые связи, новые люди, укрепление лагеря на Старой дороге, своя доля на Тихом рынке. Уже неплохо. К тому же добыча легкая. Окаменевшие уродцы. Статуи. Они, конечно, вызывают омерзение, после обеда на таких лучше не смотреть, но угрозы никакой не представляют. Если рядом окажется зордалин, ниады начнут шевелиться, кряхтеть, но не более того.

Когда Горсинг увидел их, сразу потерял интерес с Теору со всеми его медальонами и лживыми историями. А потом они нашли зордалина. Полторы сотни верских золотых. Вместе с ниадами – больше трехсот. Горсинг мог бы тихо вывезти ниад из Авендилла в лагерь на Старой дороге. Сбыть их с остальными салаурами. Вместо этого решил в один заход опустошить этот прогнивший город – вытрясти с его улиц все, что плохо лежит или плохо ходит. В итоге стоял на заднем дворе книжника, косился на магульдинцев, будто мальчишка, собравшийся обворовать овощную лавку, и ссался, понимая, что смерть от стрелы в общем-то не худший вариант. Впрочем, так просто Горсинг не хотел сдаваться ни Гийюду, ни Авендиллу с его Пожирателем.