– Значит, вы не смогли идентифицировать каждую ампулу? Разбыло так сильно разбито?

– Разумеется, не смогли. Да, по правде сказать, мне и вголову не пришло. Я тогда страшно рассердился, что лаборант сунулся куда неследует, зачем-то двигал не те коробки. И просто его выгнал, сказал, чтобы духуего в лаборатории не было. Еще на Марию Потаповну накричал, потомизвинялся. – Профессор пояснил, не дожидаясь вопроса: – Мария Потаповна –это сотрудница, которая очень просила его взять, дескать, она знает его сдетства, что он временно сейчас без работы. А так, мол, человек старательный ивнимательный. Очень я тогда рассердился и на нее заодно.

– Раймонд Генрихович, вы только не расстраивайтесь, ноответьте мне строго между нами: мог тот лаборант одну ампулу флюосцинаприхватить, так чтобы никто этого не заметил?

– Мог. – Профессор отвел глаза. – Сейчас я почтиуверен, что мог. Только зачем она ему нужна? Ты что-то знаешь?

– Наверняка я ничего не знаю. Доказательств никаких нет.Потому и пришла к вам просто побеседовать. Прежде всего неплохо бы выяснить,что это у вас был за лаборант такой. Фамилия есть у него? Точный адрес…

– Адреса я, разумеется, не знаю, а фамилия его, кажется,Рузаев. А вот имя не вспомню, – виновато ответил РаймондГенрихович. – Но ведь можно спросить у Марии Потаповны…

– Не нужно! – вскинулась Виктория. – Не нужноспрашивать ничего у Марии Потаповны. Вы говорили, что она хорошо с ним знакома…ни к чему ей знать, что им интересуются. Раймонд Генрихович, ко мне обратиласьподруга… принесла комнатный цветок, который был буквально напоен флюосцином. Иочень может быть, что от яда в этом цветке умерла молодая девушка, хотя никтооб этом не подозревает. Поставили диагноз – инсульт. Для того чтобы идти с этимв милицию, у нас должны быть неопровержимые доказательства.

– Понял, Виктория. Все понял, – согласилсяпрофессор. – Я во всем виноват, старый дурак. Проявил преступнуюхалатность. Мне и разбираться.

Телефон в отделе кадров хронически не работал, и РаймондГенрихович, кряхтя, поднялся из-за рабочего стола и отправился туда пешком.

Отдел кадров института располагался в маленьком, отдельностоящем домике в глубине двора.

Когда-то домик был окружен густыми зарослями сирени ижасмина, но техническая революция сказала свое веское слово, и некогда цветущийсад превратился в свалку отслуживших свой век арифмометров, пришедших внегодность письменных столов и прочего морально и физически устаревшегоинвентарного имущества.

Кроме того, во дворе бесконечно рыли какие-то ямы и траншеи– то прокладывали теплотрассу, то меняли силовой кабель. Из-за этого территорияделалась похожей на поле боя, а проклятый телефон вечно не работал.

Раймонд Генрихович, проклиная радикулит и техническуюреволюцию, преодолел очередной котлован и проник в помещение отдела кадров. Вглубине комнаты сидел, мрачно насупившись, начальник отдела Вилен ИвановичТархун, в прошлом стойкий боец идеологического фронта. Вилена Ивановича давноуже пытались отправить на пенсию, но он так закалился в идеологических бояхпрошлых лет, что начальство обломало об него зубы и решило больше несвязываться: пусть себе сидит. И он сидел под выцветшим портретом вождямирового пролетариата, чье имя с гордостью носил, и надзирал недреманым оком закадровой политикой института.

Поближе ко входу сидела Людочка. Людочка числилась инженеромотдела кадров, умела обращаться с компьютером и вела на этом компьютере всюкадровую документацию.

– Людочка! – воззвал от дверей РаймондГенрихович. – Людочка, ангел небесный! Выручите старика! Еле до васдобрался через всю эту фортификацию.

– Чем вам помочь, Раймонд Генрихович? – Людочкаподскочила на своем вертящемся стульчике и захлопала ресницами: профессорЗайончковский нечасто баловал своими посещениями отдел кадров.

– Вот какая история, Людочка, – начал неторопливопрофессор, усевшись на подставленный Людочкой стул и опасливо оглянувшись намаячившего в глубине комнаты Тархуна, – у нас в лаборатории работал оченьнедолго один молодой человек. То есть он, собственно, почти и неработал, – смущенно пробормотал профессор, вспомнив всю эту не оченьпонятную историю.

– Так работал или не работал? – уточнила Людочка.

– Вообще-то практически не работал. Он пришел, написалзаявление… мне срочно нужен был лаборант, и я разрешил ему выйти на работубуквально в тот же день, с тем чтобы он позднее принес вам трудовую книжку иего прием оформили приказом. Но потом начались какие-то недоразумения, и доприказа дело так и не дошло. Так вот, я хотел бы найти его координаты…

Профессор Зайончковский решил пока никого не посвящать втемную историю с флюосцином, особенно это касалось грозного начальника отделакадров – кроме неприятностей, от Тархуна никто ничего не ждал.

– Как его фамилия? – деловито осведомилась Людочка,защелкав пальцами по клавишам компьютера.

– Рузаев, – ответил профессор.

Людочка уставилась на экран и огорченно протянула:

– Ой, а у меня такой фамилии нету… Ну да, я вспомнила: онтак и не пришел, приказа не было, я и стерла первичную запись…

– И что, ничего теперь не найти? – сокрушенно вздохнулРаймонд Генрихович.

– Похоже, что не найти. Он же уволился. То есть не уволился,раз на работу не поступал. И чтобы не загромождать отчетность, я и стерла егоданные. Раз не было приказа о зачислении, то не было приказа и об увольнении.

– То есть по-вашему получается, что этого человека вообще небыло у меня в лаборатории? – заволновался Раймонд Генрихович.

– Если я буду всех посторонних в компьютер заносить, тоникакой памяти не хватит! – сурово отрезала Людочка.

«Черт знает что!» – подумал профессор, но сделал несколькополных вдохов, успокоился и решил, что обратится за помощью к Марии Потаповне,придумав для этой цели какую-нибудь безобидную историю.

Однако когда он, привычно ругаясь на свалку, добрел дособственной лаборатории, оказалось, что рабочий день кончился и все сотрудники,а с ними и Мария Потаповна, разбрелись по домам.

Мария Потаповна пригубила чай и поморщилась: опять подсунулиподделку, хотя вроде бы «Липтон». Цвет еще приличный, а вкус – как будто веникв чашке прополоскали. Нет, нужно за чаем ходить на оптовый рынок – там идешевле, и меньше подделок, чем в универсаме… Но времени жалко, да и тяжелоходить в такую даль, годы дают себя знать…

Не слишком расстроившись из-за плохого чая, Мария Потаповнаотставила чашку и включила свою любимую передачу. На экране обаятельный ведущийдопытывался у медлительного толстого дядечки, где, по его мнению, похороненШекспир – в Гонолулу, в Гонконге или в Гомеле, – но в этот волнующиймомент задребезжал дверной звонок.