Потирая поясницу, Мария Потаповна встала с дивана и пошла кдверям. Разглядев в глазок своего гостя, она обрадовалась и загремела замками.

– Ну слава Богу! Зашел, навестил, а то совсем уже забылстаруху! Садись, выпей со мной чаю! Чай, правда, не слишком хороший – опятьподделка попалась. Хоть и написано на коробке «Липтон», да ему до настоящего«Липтона» ох как далеко… ну да ничего, пить можно. Тебе сахар класть? Скольколожек? Хорошо, хорошо, клади сам, я помню, ты не любишь, когда за тобойухаживают, да мне-то приятно… Подожди-ка, у меня здесь было хорошее печенье.

Мария Потаповна повернулась спиной к гостю, открыла дверцубуфета, и вдруг резкая боль пронзила ее горло. Она почувствовала только боль иудивление. Ей хотелось спросить: за что? Ведь, кажется, она всегда делалатолько хорошее… Но перехватившая горло петля из тонкой стальной проволоки недавала ей не только говорить, но и дышать. В глазах у Марии Потаповныпотемнело, и она, тяжело хрипя, повалилась на пол. Последней мыслью в ее жизнибыла мысль о человеческой неблагодарности.

С утра в лаборатории инсектицидов все были крайне удивлены:первый раз за все годы Мария Потаповна не появилась на рабочем месте ровно вдевять ноль-ноль. Это было невероятно.

Когда она не пришла и в десять, сотрудники всерьеззаволновались.

– Может быть, она заболела? – предположила практиканткаЛизавета.

Все посмотрели на нее снисходительно: практикантка, что снее возьмешь. Старые сотрудники лаборатории знали, что Мария Потаповна ни разув жизни не брала больничного. Как ей это удавалось – никто не знал. Но фактоставался фактом.

Когда Мария Потаповна не пришла и к одиннадцати, профессорЗайончковский решительно произнес:

– Наверное, с ней произошло что-то серьезное.

Он набрал номер домашнего телефона, но гудки раздавалисьодин за другим, а трубку никто не снимал.

Раймонд Генрихович с утра чувствовал себя не в своейтарелке. Вместо привычной бессонницы его мучили кошмары всю ночь. Проклятыйфлюосцин не выходил из головы. Поэтому странное исчезновение Марии Потаповныочень его взволновало.

Лабораторные дамы посовещались и откопали телефонединственной родственницы Марии Потаповны – ее племянницы. Позвонили, и, ксчастью, молодая женщина оказалась дома – она не работала, сидела с груднымребенком. Она очень встревожилась создавшимся положением и сказала, что поручитмладенца свекрови, а если в ближайший час не дозвонится до тети, то быстренькосмотается к ней сама. Человек пожилой, мало ли что могло случиться, а ключи оттеткиной квартиры у нее есть.

Через полтора часа, когда племянница с соседкой открылидверь квартиры Марии Потаповны, они увидели, что остывшее тело старейшейсотрудницы Института растениеводства валяется в кухне на полу средирассыпанного печенья. Глаза трупа были выпучены, язык вывалился, а в шеюврезалась тонкая металлическая проволока.

Вид трупа был так ужасен, что соседка свалилась в обморок, аребенок племянницы с этого дня перешел на искусственное вскармливание, потомучто у его мамы молоко пропало начисто. Но она не потеряла головы, а, прежде чемпривести в чувство соседку, позвонила своему мужу, в «Скорую», в милицию и наработу Марии Потаповны. Выполнив все формальности, она плеснула на соседкуводой, а пока та приходила в себя, быстро проверила укромное место, где тетядержала деньги, документы и немногочисленные золотые вещи. Все было на месте.

Молодая женщина выволокла на лестницу вконец расклеившуюсясоседку, после чего осталась ждать милицию там же, на площадке, –находиться в квартире не было сил.

Только благодаря ее оперативности сотрудники узнали о смертиМарии Потаповны так рано. Раймонд Генрихович, никому ничего не говоря, заперсяв своем кабинете и глубоко задумался. Дело принимало совершенно ужасный оборот.Нетрудно было догадаться, что смерть Марии Потаповны связана с проклятымфлюосцином. Он позвонил Виктории, но не дозвонился – той не было на месте.

«Нужно идти в милицию, – наконец решился он, –иначе это дело никогда не раскроют. Спишут все на случайного грабителя. Хотя,кажется, ничего не пропало. Тогда приплетут маньяка какого-нибудь. Нет, нужноидти в милицию».

Он встал, оделся тут же в кабинете, проверил паспорт вкармане пиджака, запер в верхний ящик стола некоторые бумаги и направился былок двери, но его остановил телефонный звонок.

– Раймонд Генрихович! – послышался в трубкевзволнованный Людочкин голос. – Зайдите срочно в отдел кадров!

«Ну вот, очевидно, милиция сама меня нашла, – подумалпрофессор Зайончковский, – на ловца, как говорится, и зверь бежит. В отделкадров вызывают, чтобы не искать меня по всей территории и перед сотрудникамине позорить. Что ж, напортачил, так надо отвечать». И старик решительно зашагалк домику отдела кадров, обходя помойку и привычно вздыхая, когда слишком резкиешаги отдавались в пояснице.

В кабинете ждал его один только начальник Тархун. Он сиделпод портретом вождя, по-совиному уставившись на дверь, и неодобрительнонаблюдал за вошедшим профессором.

– Что это вы вчера интересовались? – не отвечая наприветствие, произнес он.

Раймонд Генрихович, как и все сотрудники Институтарастениеводства, хорошо знал, что Тархун путает в разговоре местоимения ипадежи. Причем делает это совершенно сознательно – он считал, что слова его отэтого кажутся весомее и сильнее действуют на собеседника.

– Хотел узнать координаты сотрудника одного, что у менянедолгое время работал. Но поскольку он уволился без приказа, то следов никакихне найти, – развел руками профессор.

Никакой милиции в кабинете начальника отдела кадров ненаблюдалось, и Раймонд Генрихович не знал, радоваться ему по этому поводу илиогорчаться.

– Это в компьютере у нее не найти, – подал из углаголос Тархун, – а у Тархуна в делах никто не забыт и ничто не забыто. УТархуна если кто попал в поле зрения, так уж это навсегда.

Вилен Иванович любил говорить о самом себе в третьем лице.Старый кадровик встал из-за стола, обменялся дружеским взглядом с вождеммирового пролетариата и подошел к огромному стеллажу с бесконечными рядамикартонных папок. Любовно погладив картонные корешки, как кавалерист оглаживаеткруп верного коня, Тархун с отеческой нежностью произнес:

– Вот где вы все у меня! Придут, спросят – а Тархун всегдаготов, у Тархуна полная стопроцентная информация.

– Кто придет? – робко спросил профессор Зайончковский.

Тархун смерил его удивленным и слегка высокомерным взглядоми негромко сказал:

– Вы-то пожилой человек, вы должны понимать – кто! Это ейпростительно, – кивнул он в сторону Людочкиного пустого места закомпьютером, – а вам! Как, говорите, фамилия этого вашего лаборанта?

– Рузаев, – робко ответил профессор.