— Доброе утро, милорд, — открыв дверь, поприветствовал его Уиггинз с добродушной улыбкой. — Сегодня все дамы в гостиной, — добавил он, принимая у Эдмунда пальто, шляпу и перчатки.

Эдмунд быстро поднялся по ступеням, кляня про себя фамильярность слуг, и, все еще хмурясь, вошел в гостиную.

Как он и ожидал, мачеха и сестра Джорджи поспешно вскочили со своих мест и принялись бурно его приветствовать, а сама Джорджи послала ему затравленный, виноватый взгляд и снова склонилась над лежащим у нее на коленях рукоделием.

— Я надеялся, — проговорил он, когда вызванная его приходом суматоха улеглась, — что мисс Уикфорд уже достаточно поправилась и согласится прогуляться со мной. У меня…

— Ну разумеется! — поспешно перебила его миссис Уикфорд. — Беги же, надень мантилью и капор, дорогая, — велела она Джорджи, которая с неохотой встала с места. — Надеюсь, милорд, вы не станете возражать, что мы со Сьюки не составим вам компанию, — лукаво добавила миссис Уикфорд, наблюдая, как падчерица плетется к двери. — Мы ожидаем гостей и не хотим обидеть их своим отсутствием.

Лицо Джорджи вспыхнуло.

— Уверена, — проговорила миссис Уикфорд с нажимом, решив, что Джорджи собирается возражать, — будет вполне пристойно прокатиться по парку в обществе своего нареченного. С вами поедут грум и лакей, и, кроме того, вы будете все время на виду.

Подобное замечание миссис Уикфорд свидетельствовало, что она выглянула в окно и увидела экипаж, в котором приехал Эдмунд. Но слова ее не грешили против истины: Эдмунд снова позаимствовал ландо своей матери.

— Совершенно пристойно, — подтвердил он, подразумевая, что ландо и непристойности в принципе несовместимы. — Я рад, что вы понимаете необходимость для нас появиться на людях в качестве обрученной пары, миссис Уикфорд, теперь, когда было сделано оглашение. Мы же не хотим, чтобы кто-то заподозрил, что с нашим грядущим союзом что-то не так, не правда ли?

Бросив на него исполненный боли взгляд, Джорджи, понуро опустив плечи, вышла из гостиной, чтобы подготовиться к прогулке.

В ожидании ее возвращения Эдмунд сел на диван, рассеянно слушая болтовню ее родственниц и стараясь казаться спокойным. На самом деле при виде пристыженного выражения на лице Джорджи у него упало сердце. С тех пор как удалось прийти к соглашению с мачехой Джорджи, душевное состояние его оставалось весьма неустойчивым, и он то и дело бросался из одной крайности в другую. То он радовался легкости, с какой перехватил Джорджи прямо из-под носа у всех ее кавалеров, то стыдился собственных безжалостных методов, не оставивших ей выбора. Но тут же напоминал себе, что спас ее от участи, которой она так страшилась. И теперь ни у кого не будет права к ней прикасаться.

За исключением его самого.

Тут воображение принималось рисовать их будущее, в котором они спят в разных спальнях. По крайней мере, спать будет Джорджи. Сам он станет лежать без сна в соседней комнате, отделенный от нее коридором, но думающий о ней, облаченной в ночную сорочку и с рассыпавшимися по подушке волосами…

За последние несколько дней Эдмунд вдруг научился понимать мужчин, которые напиваются до полного бесчувствия. Будет невыносимо осознавать, что Джорджи привязана к нему лишь из чувства долга, когда он жаждет гораздо большего.

Дверь снова распахнулась, и появилась она, пленительно выглядящая в своем прогулочном платье, которое было на ней и во время поездки в Музей Баллока, — розовое с белой пышной окантовкой спереди и по краям свободных рукавов.

Он машинально поднялся с места, что не могло не радовать. Мозг его, похоже, решил устроить себе выходной.

— Ты ведь не забыла взять с собой зонтик, не правда ли, Джорджи? — суетилась вокруг миссис Уикфорд. — Ты должна заботиться о цвете лица, ведь у тебя скоро свадьба, а сегодня такой солнечный день. Не забывай, что вы поедете в открытом экипаже!

При упоминании о ландо миссис Уикфорд поджала губы, и Эдмунд задумался, не следовало ли ему купить фаэтон, чтобы самому катать Джорджи?

Его сердце бешено колотилось, пока он вел ее вниз по лестнице. Когда они оказались на улице, в его голове разом пропали все мысли. В конце концов он решил, что лучше всего говорить с ней честно.

— Я понимаю, — сказал он и покраснел, помогая ей сесть в низкое ландо, — что поездка в подобном экипаже не произведет фурора, но признай, в нем удобно разговаривать. Что и было моим намерением.

Усаживаясь и распрямляя юбки, Джорджи нахмурилась.

— Незачем извиняться за то, кто ты есть. Мне известно, что ты никогда и не стремился произвести фурор, как ты выразился. Наоборот, я склонна думать, что ты презираешь молодых людей, у которых на уме одно бахвальство.

Эдмунд пал духом.

— Короче говоря, ты считаешь, что угодила в лапы очень скучному человеку.

Она округлила глаза от удивления.

— Ты вовсе не скучный. По крайней мере, — поправилась она, — я тебя таковым никогда не считала.

— Благодарю, — сухо ответил он, не поверив ей. Разве не из-за его тусклости она сделала ему предложение? Считая, что в его жилах текут чернила, а не кровь, и потому ей не стоит опасаться, что он надругается над ней?

— Прежде меня никогда не беспокоило, — признался он, когда они тронулись, — какого мнения обо мне другие люди. Но я не хочу, чтобы ты считала, будто я… хоть в чем-то неполноценен. — У него над верхней губой выступили капельки пота от осознания, что он только что почти признал, сколь не по душе ему то, каким он предстает в глазах Джорджи. Как и ее надежды на бесстрастный союз, в котором ему, вероятно, отводится роль брата. К счастью, он вовремя спохватился. Нельзя напугать Джорджи рассказами о том, как временами вскипает его кровь, особенно когда он думает о ней. Или смотрит на нее.

— Эдмунд? — Во взгляде Джорджи читалось беспокойство. — Ты ведь понимаешь, я бы предпочла, чтобы ты оставался самим собой, а не пытался подражать кривляньям глупцов, считающих себя щеголями. Хотя на самом деле, — добавила она, презрительно скривив губы, отчего Эдмунду сильнее обычного захотелось их поцеловать, — «щеголи» — хорошее слово для описания подобных людей, любящих красоваться и кататься с ветерком в своих высоких фаэтонах, распугивая ничего не подозревающих прохожих. Они же участвуют в скачках в Брайтоне, чтобы выиграть какой-нибудь дурацкий спор. Или наряжаются, точно павлины, и прогуливаются с самодовольным видом, ожидая, что все встречные дамы от восхищения попадают в обморок. — Дыхание ее участилось от перечисления собственных взглядов на мужчин подобного рода.

Эдмунд же почувствовал себя еще более приниженным, чем когда сажал Джорджи в ландо своей матери.

— Да, — ответил он ничего не выражающим голосом, — я счел бы подобное поведение несерьезным.

— Вот именно, — с одобряющей улыбкой подтвердила Джорджиана. — Ты не пересыпаешь речь дурацкими неискренними комплиментами о том, какие красивые у меня волосы или как ярко блестят глаза, при этом ни разу не оторвав взгляда от моей… — Она указала себе на грудь.