Но делать нечего. Время упущено, и нечего себя казнить. Надо исправлять допущенную ошибку. Мы продолжали лететь. Изредка Подколязников останавливался и набирал высоту. Тогда, из-за того, что аппарат начинал кружиться на одном месте, преследование временно прекращалось. Так терялись драгоценные минуты, но я отдавала себе отчет в том, что без таких маневров обойтись было просто невозможно, дельтаплан есть дельтаплан. Тогда, чтобы отвлечься от мыслей о непростительной, но необходимой потере времени, я начинала воссоздавать картину того, как могли пройти последние часы жизни Ивана Златопольского.

Я вспомнила слова его друга Гречанинникова о том, что предприниматель всегда тщательно проверял свою экипировку. Стало быть, и на этот раз он не изменил своей привычке. Проверил крепления, хорошо ли держатся ботинки, взял лыжи. Потом, выйдя из коттеджа, наверное, полюбовался звездным небом. Варвара ведь говорила, что природа на ее отца действовала благотворно, особенно здесь, на Кавказе. Она давала ему заряд бодрости и жизнерадостности.

О чем он мог думать еще? Ну, возможно, подумал о двух женщинах, которые находились здесь, рядом с ним, — о жене и дочери. Вероника Константиновна, понятно дело, теплых чувств у него не вызывала. Другое дело — дочь. Возможно, они обменялись несколькими фразами перед тем, как Златопольский направился к подъемнику. Она могла спросить отца, не позднее ли время он выбрал для спуска. На что тот ответил ей, что хочет спуститься, пока работает трасса. Ну, или что-то в этом роде. Тогда дочь пожелала ему счастливого катания.

И он пошел к подъемнику, не подозревая, что идет навстречу своей гибели. У подъемника в этот поздний час никого не было. Наверняка, и сев в кресло, Златопольский продолжал любоваться красотой окружающего пейзажа. Возможно, когда предприниматель, надев лыжи, уже приготовился к спуску, он чувствовал себя вполне хорошо. Ведь подмешанное ему лекарство не могло начать действовать сразу.

А вот дальше… Ну, потом стали проявляться симптомы, которые сопутствуют резкому падению давления: слабость, головокружение. Горная болезнь? Он мог подумать на нее. Нет, он же опытный горнолыжник, такое предположение он отмел бы сразу. Но я была уверена в том, что мысль о том, что ему что-то подмешали, у Златопольского возникла спустя некоторое время. А пока он свое внезапное недомогание списывал на возраст, на то, что не жалел себя, выводя компанию в лидеры отечественного бизнеса.

Может быть, он уже тогда решил не спускаться на лыжах, а сойти с трассы и пойти пешком? Но ведь он отдавал себе отчет в том, что если идти пешком, то дорога может занять много времени. А тогда освещение уже не будет работать и идти придется в темноте. Или его сознание уже было затуманено? Скорее всего, он спустился только с верхней части трассы. Ведь слабость нарастала, возможно, и в глазах потемнело так, что он уже плохо различал разметку трассы. Да, когда мы с Варварой проделали весь путь от начала до того места, где Златопольский сошел с трассы, стало ясно, что самые трудные и крутые повороты предприниматель прошел на лыжах. А потом он их снял, отстегнув крепления, и, поскольку сил оставалось все меньше и меньше, он не взвалил их на плечо, а поволок за собой.

Пожалел ли он, что не взял с собой сотовый телефон? Я подумала, что наверняка пожалел. Ведь если бы сотовый был с ним, он мог бы сообщить о том, где он и что с ним случилось. Кому? Да всем обитателям коттеджа. Прежде всего Варваре. Или телохранителю.

Вот когда Златопольскому стало совсем плохо, он задал себе вопрос: почему с ним случилось такое? Не мог не задать. Точно, он догадался. Догадался, что ему что-то подмешали или подсыпали. И поэтому ему так неожиданно стало плохо. Он наверняка стал перебирать блюда, которые он ел за полдником. Кофе он варил сам, это исключается. И вот тогда-то он вспомнил про банку кока-колы. А уже припомнить, из чьих рук он ее получил, он, наверное, уже не смог. А может быть, никто и не давал ему банку в руки. Он сам взял ее со стола, на который по его же просьбе колу поставила Василиса. Но он взял банку, уже начиненную лекарством.

Я думаю, что Златопольский, когда смог осознать, что ему подмешали лекарство, в первую очередь подумал на жену. На коммерческого директора своей компании он вряд ли мог подумать. Чернохвостиков — хитрая лиса, умеет мастерски притворяться и заметать следы. Не зря же, еще когда я первый раз беседовала с ним, он показался мне таким елейным, приторным до тошноты. Так что на Чернохвостикова Златопольский, скорее всего, и не подумал. А вот у супруги есть все основания. И ревность, и опасение, что он успеет изменить завещание в пользу Варвары.

Я уверена, что Златопольский шел вперед, пока мог идти. А в это время Елизавета Максименкова, его брошенная любовница, уже зажгла фонарь, который предприниматель принял за огни гостиницы. У меня пропали последние сомнения относительно Максименковой. Ведь свидетель сказал, что человек, которого он встретил у пропасти, был высокого роста и в светлой куртке. У Елизаветы — высокий рост, и у нее есть светлая куртка. Когда мы с ней беседовали, она была именно в такой.

Да, Златопольский потерял ориентир и шел на этот обманчивый свет. Наверное, только тогда, когда он оказался перед обрывом, он смог понять свою ошибку. Скорее всего, он предпринял попытку остановиться у самого края пропасти. Но тут его оставили последние силы. А журналистка уже выключила фонарь. И вот Златопольский уже в темноте сползает вниз, а зацепиться не за что. О чем он мог думать в самые последние секунды своей жизни? Этого никто никогда не узнает.

Мы летели уже, наверное, несколько часов. Скоро должен был появиться поселок Мысино. Тут Подколязников повернулся ко мне, я, в свою очередь, сильно перегнулась ему навстречу.

— Татьяна, сейчас будет Мысино. Этот тип может там приземлиться?

— Ни в коем случае! — убежденно ответила я. — Он же не дурак, чтобы садиться там, где его наверняка станут искать. Его задача — не засветиться, то есть сделать все для того, чтобы его не заметили. Ему надо пролететь подальше.

— Это куда же? — спросил пилот.

— Подальше от Мысина, — объяснила я. — Но недалеко от трассы. Чтобы у него была возможность уехать на попутной машине.

— Что-то я сомневаюсь, — покачал головой Подколязников, — что он сможет преодолеть такое расстояние.

— Ну, тогда удача на нашей стороне, — сказала я. — Теперь надо внимательно смотреть вниз.

Мы полетели дальше. Вот показался поселок Мысино. Подколязников стал обходить его по кривой. Я подумала, что и Чернохвостиков, если он выбрал это направление, тоже не стал бы привлекать к себе внимание, пролетая прямо над центром.

Я вновь начала напряженно всматриваться. Неужели вся эта погоня окажется напрасной? А ведь это действительно могло быть так. И тогда все то, что мы с Подколязниковым затеяли, окажется пустой тратой времени. Почему же нигде не было видно искомого дельтаплана?

Мысино осталось позади, дома попадались все реже и реже. Вот уже стали видны отдельные поляны и луга, небольшие перелески. Я всматривалась буквально в каждый куст на земле, но тщетно…