Конечно, то были оптимистичные фантазии, но шли годы, и эти фантазии укоренились: утраченная возможность жизни в другой вселенной, правильно вращающейся вокруг своей оси, не перевернутой вверх тормашками силами, природу которых я не могла понять до конца.

Современная культура любит превращать риск в фетиш, словно нормой для всех и каждого должны стать отклонения от нормы. (Опра, святая – покровительница вдохновляющих афоризмов, говорит: «Один из самых больших рисков в жизни – никогда не рисковать».) Уделите побольше времени чтению любого биографического бестселлера – и вы придете к выводу, что величие вам практически гарантировано, если вы просто приметесь творить что-нибудь отчаянное и дикое. Но большинству людей не нравится учитывать то, что рисковать можно только тогда, когда для начала у вас есть хоть немного удачи.

Какое-то время к моим услугам была вся удача, какая только требовалась. Одно из главных преимуществ человека, родившегося и выросшего с деньгами, это свобода порывов. Если сорвешься, всегда есть трастовый фонд, который смягчит твое падение. В общем, я много рисковала в первые несколько лет после того, как вылетела из Принстона. Увы, ни один из этих рисков и близко не подвел меня к величию – ни моя попытка заняться финансированием кино (два провала, потеря десяти миллионов долларов), ни придуманная мной линия дамских сумочек (крах бизнеса в течение года), ни поддержанный мной бренд текилы (мой партнер смылся с деньгами). Короче, одни сплошные банкротства.

К тому времени, когда я познакомилась с Саскией Рубински на гала-концерте в районе Трибека, где проходил сбор средств в помощь благотворительному фонду, созданному для лечения лейкемии у детей, в какой фонд моя семья регулярно жертвовала щедрые суммы, я, как уже привыкла сообщать на вечеринках, пребывала «в промежутке между проектами». У меня имелся кабинет в Сохо, а людям я говорила, что я – эксперт по инновациям в Интернете. На самом деле означало это, что я целыми днями обшариваю сеть в поисках вдохновения. Время от времени из Сан-Франциско прилетал отец навестить меня. Он вихрем врывался в город и сыпал заявлениями о том, как я «хорошо информирована» и нахожусь «на переднем крае», но я прекрасно видела по тому, как он расписывает мою гениальность всем, кто только пожелает его слушать, что он сильно преувеличивает и выдает желаемое за действительное. От него просто-таки пахло разочарованием, он старался не встречаться со мной взглядом.

Но с другой стороны, как я могла винить его за это? Бенни тихо плыл по течению в ссылке, в Институте Орсона, безвольный и потерянный, а у меня не было ясной программы в жизни, и оправдания этому не было.

Я чувствовала себя кораблем без якоря. В городе, где обитало восемь миллионов людей, у меня было очень мало близких друзей, хотя насчитывалось полным-полно приятелей – тех, с кем я встречалась в светских тусовках. А в свет я выходила часто. Манхэттен был страной сладостей – непрерывные коктейли, дегустации, гала-концерты и открытия выставок, вечеринки на крыше пентхаусов в центре города. Свидания с сыночками директоров трастовых фондов и менеджерами хеджевых фондов.

Все это, в свою очередь, требовало непрерывного шоппинга. Мода вскоре стала для меня чем-то наподобие доспехов, способом защититься от скуки, которая порой грозила вылиться из меня и утопить в себе. Я жила в поисках всплесков серотонина, происходивших при покупке нового наряда – платья прямо с подиума, идеально задрапированного шарфа, туфель, на которые люди оглядывались на улице. Одежда от Билла Каннингема. Вот что было для меня истинной радостью. Я вытрясала месячные ассигнования трастового фонда до последних пенни на покупку «Гуччи», «Прада» и «Селин».

Все это я рассказываю только для того, чтобы вы поняли: я была на все сто процентов готова последовать примеру Саскии Рубински. Благотворительный концерт, посвященный сбору средств для фонда, в тот вечер проходил в лофте с видом на Нижний Манхэттен. Между гостями сновали официанты с подносами канапе. Им приходилось мастерски лавировать, чтобы не наступить на шлейфы вечерних платьев, тянущиеся по паркету. В канделябрах мерцали свечи, под потолком покачивались облака бледного шифона. Бродвейские звезды позировали в кокетливых позах для фотографов перед стеной из белых роз в платьях, которые они затем жертвовали фонду.

В этом море женщин, изысканно причесанных и одетых в наряды от знаменитых кутюрье, Саския все же выделялась. Не сказать, чтобы она была красивее всех прочих (на самом деле под мастерски взбитыми феном волосами располагалось узкое личико с мелкими чертами), да и одета она была ненамного лучше других (хотя ее платье от «Дольче и Габбана» с красными перьями было одним из самых эффектных). Но за ней всюду следовал ее верный и преданный фотограф, старательно документирующий каждый ее шаг. Она расхаживала по залу, забрасывая мелированные волосы за плечо, смеялась, запрокинув голову, и косила глазами на фотографа именно в те самые моменты, когда он щелкал затвором фотоаппарата. «Кто она такая?» – задумалась я. Явно какая-то знаменитость. Может быть, латиноамериканская поп-звезда? Или звезда реалити-шоу?

Через какое-то время я оказалась рядом с ней перед зеркалом в туалете, где половина дам, присутствовавших на вечеринке, освежали губную помаду и протирали подмышки льняными полотенцами. Фотограф Саскии был сослан в коридор рядом с туалетом. Она, глядя на свое отражение в зеркале, тихонько выдохнула, словно бы переводя дух перед очередной атакой внимания к ее персоне. Она поймала на себе мой взгляд и скривила губы в улыбке.

Я повернула голову и посмотрела на ее профиль:

– Прошу прощения, мы знакомы?

Она наклонилась ближе к зеркалу и промокнула губы бумажным платочком:

– Саския Рубански.

Я мысленно пробежалась по списку знакомых знаменитостей. Поиск дал нулевой результат.

– Прошу прощения. Не припоминаю.

Она бросила платочек в мусорную корзинку и промахнулась. Наклоняться и подбирать не стала. Я посмотрела на уборщицу и взглядом извинилась перед ней за Саскию.

– Ничего страшного, – сказала Саския. – Я знаменита в Инстаграме. Вы слышали об Инстаграме?

Еще как я слышала об Инстаграме. Я даже собственный аккаунт там завела, но, правда, подписчиков у меня было не больше дюжины (одним из них был Бенни), и я еще не совсем понимала, зачем мне это нужно. Фотки моего нового щенка, что я ела на ланч – кому какое дело до этого? Никому, судя по числу полученных мной лайков.

– Знамениты чем?

Саския улыбнулась так, словно мой вопрос показался ей очень глупым:

– Вот этим. – Она круговым движением руки очертила свое платье, прическу и лицо. – Тем, что я – это я.

Ее холодная самоуверенность потрясла меня.

– И много у вас подписчиков?

– Миллион и шестьсот тысяч. – Саския медленно повернулась и пристально посмотрела на меня. Этот взгляд впитал мое платье (от «Луи Виттон»), туфли (от «Валентино»), клатч-ридикюль (от «Фенди»), лежащий на туалетном столике. – А вы – Ванесса Либлинг, верно?