Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неприятности? — спросил Ваня. Он торговал рядом со мной корзинами и деревянными сувенирами.
— Нет. Бывший в гости приходил, — ответила я.
— Так всегда, вроде уже расходишься с человеком, а он все равно в жизнь возвращается, — понимающе сказал Ваня.
— И не говори. Как сегодня торговля?
— Сегодня день пустой, — поморщился Ваня. — По чаю?
— Давай. Пригляди за товаром, я пойду пирожков куплю.
Мы с ним часто пили чай, угощая друг друга пирожками и запеканками, которые готовила его жена, а он щедро делился этой запеканкой со мной. Рождественские морозы были мягкими, но когда стоишь целый день на улице, то даже самый мягкий мороз к вечеру станет пробирать до самых костей.
Я шла к пирожковой. Низкие тучи нависали над головой. Из-за этого настроение было мрачным. Может, сказывалась усталость. А может кровотечение, которое все никак не хотело прекращаться. Я уже и кровоостанавливающее пила, но чего-то не помогало. Уже было ясно, что придется тащиться в женскую консультацию и решать эту проблему. Лечение не особо помогало. Врач предупреждала, что если не получится, то придется решать проблему радикально, но мне совсем не хотелось ложиться под нож.
Ветер прошелся по замершим щекам. Сразу стало как-то холодно. Вроде специально купила теплые ботинки. Вначале они грели, но в последнее время тепло из них уходило. Оставалось только греться чаем, пирожками и разговорами. С Ваней было интересно разговаривать. Он рассказывал байки и всячески веселил. Открытый и общительный, приятный в общении — рядом с ним время пролетало быстро.
— Смеетесь? — спросил Тим. Он появился из-за палатки, как из-под земли. С сигаретой в зубах, с низко надвинутой на глаза шапке, он напоминал пацана, искавшего приключений. Я не ожидала его увидеть, потому что он должен был сегодня работать, поэтому немного растерялась.
— Привет, Тим, — улыбнулась я. Мы не виделись три дня. У нас все никак не совпадали смены. Он уходил на полутора суток, при этом приходил спать днем. А я работала в дневные смены. — Угу. Ты еще долго будешь тут смеяться?
— Хозяин задерживается. Как приедет, так все соберу и тогда домой.
— Ясно. Хрен знает, когда поедешь, — ответила он. — Через час жду тебя дома. Держи деньги на такси.
— Я своим ходом доберусь, — возразила я. — В праздники такси в два раза больше стоит.
— Плевать. Я жду тебя как можно раньше, — ответил Тим.
— Может, составишь мне компанию?
— Нет. Пойду домой. Меня мать зачем-то ждет. И зачем-то у нас дома. Надо будет у нее ключи забрать. Как-то не хочется, чтоб она появлялась без звонка. Это все же мой дом, а не ее.
— Чего-то случилось? — спросила я.
— Хрен его знает. Видимо, с отцом цапанулась, — сказал Тим. — Не задерживайся.
И чего приходил? Мог бы и по телефону сказать. Я смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце сжимается. Что-то в нем было такое, что у меня вызывало жалость. Риту мне было не жаль. Она должна была получить урок, а вот Тим…
Поймав себя на этой мысли, я задумалась. А какие чувства я испытываю к Тиму? Любовь? Нет. Иногда мне казалось, что я его люблю, но ведь на деле мне нравилось ощущать себя любимой. Знать, что я кому-то небезразлична. Из-за этого я и сошлась с Тимом. Из-за этого я хотела выйти за него замуж. Брак на жалости — это непрочный фундамент. Я это понимала. Когда Тим был рядом, то я об этом забывала. Но стоило нам разойтись на какое-то время, как здравый смысл возвращался. Эх, сомнения! Как же с ними было сложно жить!
Я набрала номер Риты. Все же с ней надо было поговорить. Может быть, сейчас наступило то время, когда можно было хоть как-то что-то изменить. Все же Новый год с солеными огурцами — это довольно сильно и должно было повлиять на Риту.
Она ответила спустя несколько минут и только со второго моего звонка. Голос у нее был вялым, уставшим.
— Привет, доча. Как себя чувствуешь?
— Средней степени паршивости. Надо к экзаменам готовиться, а я ничего не соображаю. Мутит и тошнит. И это на любой запах! Из дома не выйти. В подъезд выхожу и понимаю, что столько отвратительных запахов. Но ладно подъезд. Меня от мандаринов мутит! — сразу с потоком жалоб, накинулась Рита. — Только и могу есть, что черный хлеб и соленые огурцы.
Тогда стало понятно, почему у них был такой бедный праздничный стол. Я невольно улыбнулась.
— Ребенка сложно выносить. Еще сложнее его воспитать, — осторожно сказала я.
— Мам, через сколько все это прекратиться? — спросила она, клюнув на мои слова. Значит, будет диалог. — Я хочу спросить, когда пройдет тошнота и дурость?
— Могут через три месяца, а может и через девять. Тут все индивидуально. Меня с тобой поласкало в первом триместре и в последнем. А изжога была и отеки.
— Отвратительно, — сказала Рита.
— Нет. Вот когда соски трескались от кормления — это было намного хуже и больнее. Еще и на диете пришлось мучиться.
— Чтоб похудеть? — спросила Рита.
— Чтоб у тебя аллергии не было и колики не мучили. Но все это были мелочи. Мне больше всего не нравилась песочница, в которой приходилось с тобой играть. Бррр. Как вспомню, так вздрогну. Подружки на танцы идут, а я куличики с тобой леплю. Песок на руках, на одежде. Ты вся в нем уделывалась. Стирать в машинке было нельзя. Приходилось замачивать в тазике.
— Но тебе же нравилось строить песочные замки, — напомнила Рита.
— Это я себя хоть как-то пыталась заинтересовать. Если не можешь изменить ситуацию, то надо найти что-то в этой ситуации хорошее, — ответила я. — Сложнее всего было привыкнуть, что никакого отпуска и выходного не будет. А еще надо дома убраться, еду приготовить, стирать и думать, как заработать денег. Денег же с появлением ребенка будет не хватать.
— Но ты же не пошла на аборт. Решила родить.
— Потому что ты мне была нужна. Только благодаря тебе, я смогла выбраться со дна, куда сама упала. Если бы не ты, то я бы оказалась в тюрьме. Но у тебя нет такой необходимости, чтоб цепляться за ребенка,