Именно такая «витгенштейновская» логика позволит Мишелю де Серто написать:

Именно здесь появляется манифест новой городской социологии – переход от города-языка к городу-речи.

Но что такой поворот к практике означает на практике?

Так начинает свое исследование перекрестка улиц Кинкейд и 13‐й исследователь-этнометодолог Кеннет Либерман.

Тысячи студентов, преподавателей, сотрудников и курьеров пересекают его ежедневно – утром, вечером, в обеденный перерыв или в любой другой момент, когда им нужно дойти до банка, аптеки, книжного магазина, – поскольку именно здесь расположен главный вход в кампус Университета Орегона. Каждый день пешеходы ведут нескончаемую борьбу за право пересечь дорогу в неположенном месте, автомобилисты – за право не останавливаться на красный свет и поворачивать из любого удобного им ряда, велосипедисты и скейтбордисты – за право не принимать в расчет пешеходов и автомобилистов.

Либерман продолжает:

Зная специфику этнометодологической концептуализации городской жизни, мы легко поймем следующий ход Либермана. Правила дорожного движения – это атрибут формальной рациональности. Им противостоит практическая рациональность горожан: конкретные этнометоды, посредством которых члены городских когорт – велосипедисты, скейтбордисты, пешеходы и автомобилисты – поддерживают локальный практический порядок перехода дороги.

Автомобиль и два велосипедиста проскочили на красный. Однако всем участникам дорожной коллизии удается благополучно разъехаться, не останавливаясь: водитель ускоряется, а велосипедисты слегка притормаживают. Какова практическая хореография их взаимодействия? Как они распределяют роли в этой постановке? Либерман замечает:

Велосипедистам под дождем совершить этот маневр было бы сложнее (не просто ускориться, а именно сделать ускорение видимым, считываемым, публичным, интуитивно понятным). Именно поэтому водитель слегка «подбрасывает газ», нажимает на педаль чуть резче, чем это необходимо для простого ускорения – ему нужно продемонстрировать велосипедистам свое намерение. В Этномето-сити все упорядоченные социальные действия являются также и демонстрациями этих действий. Благодаря чему на перекрестке «…проблем не возникает; не считая, конечно, двух серьезных потенциально наказуемых нарушений» [там же: 17].

Этнометоды – конкретные способы достижения локальной согласованности – не существуют в отрыве от практик. Все они индексичны, то есть спаяны с контекстом, в котором разворачиваются ориентированные друг на друга действия людей. К примеру, распространенным этнометодом является взаимная настройка, которую Либерман называет «смотрение – распознавание – признание». Вы хотите перейти дорогу. Спускаетесь с тротуара и поворачиваете голову (смотрение) в сторону приближающейся машины. Машина незначительно сбавляет скорость (распознавание). Вы начинаете движение (признание). То, что Либерман описывает как распространенный способ перехода улицы Кинкейд в неположенном месте, в Москве применимо к любому нерегулируемому пешеходному переходу – вам сначала полагается убедиться, что водитель вас видит и распознает (практическая рациональность), хотя право перехода (формальная рациональность) на вашей стороне.

Каталог этнометодов, составленный Либерманом, впечатляет. Пожалуй, самый любопытный из них представляет собой альтернативу описанному выше «смотрению – распознаванию – признанию»:

Быть рассеянным значит:

– смотреть себе под ноги или на объект на противоположной стороне улицы;

– говорить с друзьями, всячески демонстрируя увлеченность разговором;

– говорить по мобильному или отправлять смс;

– накинуть капюшон толстовки на глаза;

– рыться в сумочке;

– выбирать мелодию в плеере.

Все эти действия, совершаемые в процессе перехода улицы, обеспечивают пешеходу своеобразный иммунитет. По сути, действовать непредсказуемо и аутично – это один из самых надежных способов перехода улицы в больших городах, заключает Либерман.

А теперь зададимся вопросом: являются ли описанные Либерманом этнометоды правилами практических действий? И (при условии положительного ответа на предыдущий вопрос) в каких отношениях находятся правила и практики? В конечном итоге как соотносятся грамматика и прагматика повседневного города?

Ответ Либермана, на первый взгляд, очевиден: