Дмитриев был министр внутренних дел.

– Ясно, Тимофей Ильич, – коротко сказал Леша. – Идемте, ОлегНиколаевич?

– Я… – промямлил Приходченко, – я…

– Ты потом все ему скажешь, – Диана улыбнулась сквозь слезыи потащила Приходченко за рукав. – Поедем быстрее, Олег. Все теперь будетхорошо…

– Игорь Вахтангович, найди мне Дмитриева, – велел Тимофей. –Не отвечает мобильный.

Абдрашидзе рысью побежал к двери, но вернулся и вдругопустился на одно колено перед громадным Тимофеевым столом и прижал руки ксердцу.

– Вы – человек, Тимофей Ильич, – произнес он с грузинскимакцентом. – Я рад, что работаю с вами!

Он проворно поднялся и отступил к двери, лицо у него дрожалоот полноты чувств.

Катерина проводила его глазами, подошла к Тимофею,ошарашенно смотревшему на дверь, и, взяв в ладони его лицо, сказала:

– Я люблю тебя.

И стремительно вышла.

Тимофей взял чашку и расплескал на брюки весь кофе. Потом онпоставил чашку и долго смотрел, как расплывается на дорогой темной ткани мокроепятно, похожее на кровь.

* * *

– Алло!

– Ну что ж… поздравляю, мы почти у цели. Девушка оченьоблегчила нам задачу. Мы даже не ожидали, что все так хорошо получится…

– Никто не ожидал…

– Да не волнуйтесь вы! Никто ничего не заподозрит. Что ж вынервный такой, это смешно просто!

– Вам смешно, а мне не очень. Я каждый день боюсь. Спатьперестал, снится, как все выплывает наружу…

– Это у вас с непривычки. Бросьте нервничать, осталосьсовсем чуть-чуть, лето продержаться, и мы его завалим…

– Да вы уже пытались! Машину зачем-то обстреляли…

– Случай уж больно подходящий был. Решили, что если повезет,– убьем, а нет, так напугаем как следует…

– Да ни черта он не боится! Чего ему бояться? Только шумподняли неизвестно зачем и службу безопасности переполошили. Будут теперь землюрыть.

– Ну и будут. Все равно ничего не нароют, я вам гарантирую!

– Деньги перевели?

– Конечно. Все как договаривались…

* * *

Страсти улеглись очень быстро. Все, присутствовавшие приисторическом объяснении Тимофея Кольцова и Олега Приходченко, почли за благоособенно на этот счет не распространяться.

Олег, выручив сына, вернулся на Ильинку, в офис ТимофеяИльича, но тот принял его стоя, сказал холодно, что инцидент исчерпан, а всловесных излияниях он не силен. Так что прошу прощения, очень много работы.

Катерина, захлебываясь от восторга, поведала обо всемродителям, которые давно и хорошо знали Олега и очень ему сочувствовали.

– Он молодец, твой Кольцов, – произнес Дмитрий Степанович судивлением.

Марья Дмитриевна внимательно изучала дочь, лучше отца понимая,что ее безудержный восторг имеет какие-то более глубокие корни.

– Будь осторожна, – сказала она, когда они остались одни накухне. – Я очень тебя прошу, будь осторожна, Катенька… Он очень странный и,по-моему, очень тяжелый человек. Попробуй оценить его трезво.

– Я не могу трезво его оценивать, – ответила Катеринапечально. – Я в него влюблена.

Марья Дмитриевна в сильном расстройстве ходила по просторнойкухне.

– Ты совсем ему не пара. Он необразованный, мрачный, у негочувства юмора нет!

– Есть!

Но мать не слушала ее.

– Вся его сила и притягательность – в несметных деньгах. И японимаю, какое в молодости это имеет значение. Но все-таки, Катя…

Катерина оскорбилась.

– Мам, куда тебя понесло? При чем тут деньги? У нас всюжизнь есть деньги, и я сама давно и прекрасно зарабатываю…

– Катенька, это вещи совершенно разного порядка – то, чтозарабатываешь ты, или мы с отцом, и то, что есть у него. Не прикидывайся,пожалуйста, что ты этого не понимаешь. – Марья Дмитриевна остановилась напротивКатерины и взглянула на нее с такой жалостью, как будто Тимофей Кольцов ужепогубил ее молодую жизнь. – Папа в восторге, что он помог Олегу. И я тоже ввосторге. Но ему-то это ничего не стоило, Катя! Он не отдал ему последнююрубаху, правда ведь? А жену он простил не оттого, что он благородный, а оттого,что он равнодушный, понимаешь? Ему нет до нее никакого дела, вот и все.

Насупившись, потому что мать отчасти была права, Катеринаковыряла вилкой скатерть.

– Ему и до тебя нет никакого дела. – Марья Дмитриевнаподошла и обняла дочь. Катерина слышала, как мерно бьется ее сердце, как тикаютчасы на душистом запястье. На глаза навернулись слезы.

Неужели… неужели правда? Вдруг правда?

– Ты привлекаешь его потому, что ты – явление абсолютнонедоступное его пониманию. Не знаю, где он там вырос, но, очевидно, он маловстречал таких женщин, как ты…

– Мамочка, я знаю твою теорию о нашей с Дашкой уникальностии неповторимости, – высвобождаясь, заявила Катерина. – Можешь не излагать. Но кТимофею это не имеет отношения. Если бы он хотел, он получил бы десяток таких,как я.

– Он дважды был женат. Дважды! На женщинах, которых, как японимаю, он покупал, причем вполне сознательно. Что в нем есть еще, кромеденег, Катя?

– Мамочка, – сказала Катерина и отвернулась к окну, закоторым млели теплые летние сумерки. – Теперь уже проверить ничего невозможно.Любую женщину, которая приблизится к нему на расстояние вытянутой руки, можнозаподозрить в том, что ей нужны его деньги. Мне не нужны его деньги. У менясвоих навалом. Он сильный, решительный, умный, талантливый, стойкий. Он добрый,хотя сам об этом не знает.

– А ты знаешь?

– А я знаю, – упрямо подтвердила Катерина. – Он делаето-очень большие дела. Он работу дает тысячам людей…

– Ну, понесла! При чем тут это?

– Да ни при чем! – с досадой выкрикнула Катерина. – При том,что его есть за что любить. Ты, между прочим, думаешь, как он. Он тоже уверен,что его любить нельзя. Можно любить только его деньги и влияние.

– А ты ему, конечно, уже сообщила о своих пылких чувствах?

– Конечно, – подтвердила Катерина и улыбнулась. – Давно уже.Он жутко перепугался.

– Постарайся уйти без потерь, – тихо попросила МарьяДмитриевна. – Я понимаю, конечно, что это вряд ли возможно, и моя пылкая дочьуверена, что все делает правильно. Но я прошу тебя – постарайся уйти безпотерь…