Такие же прогнозы давал и инженер по вооружению – поступала информация лишь с навигационных систем, антенны управления стрельбой с кормового и носового поста не работали. Не было данных с лазерного дальномера, тепловизора. Часть мониторов на рабочих местах операторов систем боевого управления оказались разбиты.

Как следствие, откладывался запуск торпед… на которые так надеялись.

Акустик обер-матрос Вессель регулярно докладывал и комментировал свои версии боя надводных кораблей. Усилившийся ветер и шквалы проливного дождя создавали на воде шум, мешавший «слухачу», но громкие плюхи падающих снарядов в наушниках слышались прекрасно. Весть о том, что большой немецкий корабль терзает английское соединение, расползлась по лодке, и теперь стиснутые в стальной сигаре подводники чувствовали себя более уверенно, словно находились под защитой той крепкой надводной брони и калибров. Хотя прекрасно понимали, что подвергнись они сейчас атаке эсминца, вероятней всего линкору будет не до них.

А Вессель выдавал очередное «Ох!», когда снаряды детонировали о воду, и он получал в наушниках четкий характерный звук. И хоть взрыв на воде обозначал промах, все радовались – линкор еще даст прикурить Владычице морей.

Корветтен-капитан Карл Хаузе, вовлеченный в азарт акустика, иногда сам прижимал наушник к уху, но его больше волновали непонятные тихие винты предполагаемого «охотника», крадущегося по пеленгу 110. Дистанция до посудины была примерно шесть миль, ход тоже примерно – 15 узлов, но никаких намеков на работу «асдика» не было.

U-211 дрейфовала, повернувшись кормой к постепенно сокращавшим дистанцию неизвестным кораблям. Кормой было удобней всего – и лупануть можно из торпедных кормовых аппаратов, и удрать, если что, в более удобном положении. Хаузе приказал заглушить двигатели, всем сидеть тихо как мыши, акустику доклад о любых изменениях.

Изменения, конечно, были. Корабли на поверхности на месте не стояли.

– Герр капитан, «охотник» по пеленгу 100, – снова обратил на себя внимание акустик.

– Что там?

– Дистанция пять миль. Курс 330–335. Скорость увеличил, вероятно, до 18–20 узлов. Громкость – два. Быстро усиливается. Если он не изменит курс, пройдет весьма близко.

– Так, так! Двадцать узлов! Все-таки корвет. А еще вероятней эсминец. Не очень-то он быстр. Хотя при таком шторме вполне понятно, – командир метнулся к штурманскому столику, где Фридрих Хансен, уже орудуя линейкой и карандашом, быстро чертил линии курсов и выставлял расположение кораблей.

– Приготовиться к торпедной атаке! – Хаузе хищно улыбнулся, находясь явно в возбужденном состоянии, привычно резкими движениями за козырек поправил на голове фуражку.

Лодка приятно отозвалась знакомыми звуками, словно напрягшийся хищник перед броском на добычу: хрипами в переговорном устройстве, тихим жужжанием электродвигателей, шорохами засуетившейся команды.

– При таком волнении будет трудно попасть в эту посудину, – скривил бородатую физиономию помощник.

– Угостим их «рыбками» с магнитным взрывателем. Выставим на торпедах большую глубину хода. Кораблик вроде бы небольшой, рванет под килем – ему хватит. Наш великан «Бисмарк» ведет честный бой, а «томми», похоже, подло выходят на торпедную атаку. Что ж, если здесь нет Вольфарта Парсифаля, мы прикроем в этом «пруду» нашего гиганта[77].

– По-прежнему считаешь, что это «Бисмарк»? – Обер-лейтенант смотрел с сомнением. – Тебе просто хочется в это верить.

– А та обрывочная радиограмма?

– Ребята на «Тирпице» просто хотели запутать англосаксов, – возразил помощник, – тем более что сообщение я бы назвал откровенно невнятным.

– Запутать? Кодированным сообщением? К черту, Вильгельм. Нам самое простое было бы выйти с ним на связь, но ты же сам слышал – англичане забили весь эфир помехами, – губы Хаузе скривились в ухмылке. – Дорогой Вилли, мы уже давно дразним Нептуна…

Он выставил указательный палец вверх и плавно загнул кисть руки вниз:

– …всякий раз погружаясь под воду. И если вся команда в один голос твердит, что их утащили на дно, а потом отпустили морские сирены, я готов больше поверить в мистику, даже если здравый смысл говорит мне, что такого не может быть.

И вдруг коротко хохотнул, но как-то без особого веселья:

– В детстве всегда мечтал поплавать на «Летучем голландце». Скоро узнаем, не призраки ли мы, а? – На последнем «а» он ободряюще посмотрел на притихшего, прислушивающегося к командиру Хансена – молодой парень смущенно отвел глаза, делая вид, что склонился над штурманской картой.

Люк в соседний радиоакустический отсек был широко открыт, при слабом свете просматривалась сидящая за аппаратурой сгорбленная фигура обер-матроса. За время разговора Вессель три раза подавал голос, докладывая о курсе эсминца. Не оставлял без внимания и удаленные, занятые друг другом крупные тоннажи.

– «Охотник». Дистанция три мили. Курс прежний.

– Главмех! Поднимай лодку на глубину 14 метров. Осторожно! Если наверху по-прежнему шторм, а там наверняка шторм, нас может вытолкнуть на поверхность, – командир в нетерпении взялся за ручки перископа, – но придется рискнуть.

– Ох! – снова восторженно выдал держащийся за наушники акустик.

Привыкшие к его возгласам – никто не посмотрел в его сторону, однако тот заставил обратить на себя внимание:

– Командир! Он накрыл «охотника»!

Конечно, было понятно, кто «он». Все в рубке повернулись в сторону акустической рубки. Возникла пауза. В глазах стоял немой вопрос.

– «Охотник» застопорил ход. Я его не слышу.

– Последний пеленг?!

– Примерно 45, – Вессель подался вперед, прижав наушники ладонями, подтвердив последнее направление: – Сорок пять градусов, дистанция три мили, слышу всплеск. У них явно повреждения, винты не вращаются, что-то уронили за борт.

Хаузе взглянул на стрелку глубомера:

– Прекратить всплытие. Убрать перископ. Малый ход. Лево руля до максимума. Вильгельм, разворачиваем лодку. Кормовые аппараты закрыть, – встретившись взглядом с обер-лейтенантом, утвердительно кивнул. – Нам такие ребята много нервов потрепали. Добьем.