– Единая – вот твоя исти…

– Вы приучили меня видеть в Единой единственную мать, но это не Она терпела моего отца, не она носила под сердцем и производила на свет! Я не могу сидеть здесь, отказывая себе и ей в последней встрече и прощании, не зная, во имя чего! Если ты вершишь промысел Богини, запрещая мне отъезд, я хочу знать его тоже. В конце концов, когда-нибудь и я буду его вершить, я могу знать.

Глаза молодой жрицы, бегая, искали в очах собеседницы понимание или хотя бы отклик. Но Нелла молчала, не глядя и тщательно скрывая мысли. В такой тишине Шиаде казалось, словно с каждым минувшим мгновением воздух в комнате тяжелел на десятки килограммов и наваливался на нее, точно громадные монолиты из Круга Камней в общем храме. Наблюдая за теткой, Шиада понимала, что если ее человечность вообще борется со жреческой половиной, то так глубоко, что никакому глазу не усмотреть.

– Ты не поедешь, – наконец ответила храмовница, прикрыв веки. Женщина сглотнула и снова уставилась в окно. Победила саму себя.

И ради чего она унижалась, подумала Шиада. К чему взывала? Молодая жрица усмехнулась горько и дерзостно, поднявшись с колен.

– Я просила не разрешения или запрета, а причин. И раз уж ты не посчитала возможным ответить племяннице, я не сочту необходимым повиноваться, – вздернула девица подбородок.

– Что? – Владычица острова повернула голову к Шиаде и вскинула на нее глаза.

– С твоим благословением или без него, госпожа, я поеду в Мэинтар на похороны матери, герцогини Мэррит Страбон-Стансор. И вернусь, только когда минует сорокоднев по ней или когда я сама сочту должным.

«Боюсь, моя сестра не оценила бы такой жертвы, дитя. Она давно уже христианка, пуще собственных сыновей». А вслух Нелла выговорила:

– Нога твоя не ступит за пределы острова, Шиада. Если потребуется, я велю запереть тебя здесь.

«Чего ты так боишься, владычица? – молча спросила Шиада, зная, что, как ни прячься, храмовница слышит. – Что я не вернусь вовсе?!»

«Я и себе признаюсь с трудом, девочка, но страх потерять вторую наследницу сильнее меня».

– Хватит, Шиада. – Храмовница оперлась на подлокотники и встала. – Мне надоел этот спор. Я, Нелла Сирин, ставленница Великой Матери на земле, Ее воля, голос и длань, приняла решение. Ты обязана подчиняться.

Девушка смотрела на родственницу не узнавая. Покачала головой:

– Нет, не обяз…

– Ты дала клятву Богине, Шиада Сирин! – Голос храмовницы грудным колокольным раскатом пронесся над островом.

– Это была клятва Богине, а не тебе. Может, ты голос Богини, может быть, ты Ее воля и длань, но ты – не Богиня.

– Если пересечешь границы Ангората, то вернешься, только когда этого пожелаю я, – так же холодно отозвалась Нелла. – То есть никогда.

– Делай что угодно, госпожа. Будь на то воля Всесильной, чтобы я не ступала на Ангорат, Она ни за что не позволила бы мне приехать сюда двенадцать лет назад. Если мне в пристанище откажешь ты, я буду знать, что это не Ее промысел, а твой. Воля Всесильной доступна мне не меньше, чем тебе, как и ответственность за свою жизнь. В отличие от своей глубокочтимой матери, я не Страбон-Стансор, я – Сирин. Мое почтение Верховной жрице. – Поклонившись, Шиада вышла.

Гребцы не задали вопросов, когда Шиада провела в лодку коня и расположилась в ней сама. Спустя несколько недель она спешилась в Мэинтаре. Едва оказалась во внутреннем дворе, приметила статную фигуру блондина, направлявшегося в конюшни.

– Растаг! – крикнула Шиада, отдавая поводья груму. Молодой человек обернулся.

– Сестра. – Брат приблизился с улыбкой и крепко обнял. Жрица уловила волну благодарности и тяжелой печали. И сразу все поняла.

– Когда она умерла? – спросила, отстраняясь.

– Два дня назад. – Растага не удивляло, что сестра уже знает. – Вчера приехал Берад, сегодня утром Нирох. Завтра утром похороны, так что ты вовремя. Отец удумал похоронить ее христианским обрядом, но… я с ним спорить не берусь.

Шиада едва заметно нахмурилась.

– Он стал другим за время, пока тебя не было, – добавил Растаг, глядя в лицо сестры. – Слишком старым и нервным. Ты можешь не узнать его. Но, думаю, тебе стоит поспешить поздороваться, пока он не узнал, что первым, с кем ты говорила по прибытии, был я, а не он.

– А что братья? – поспешно спросила девушка.

– Ронелих нездоров, а Роланд, должно быть, с отцом. С ним все в порядке.

Он поцеловал сестру в лоб и ушел в конюшни. Жрица поднялась в одну из приемных комнат отца, где во времена ее раннего детства вечерами собиралась вся семья. Сейчас там находились отец с Роландом, король Нирох и Берад.

– Добрый вечер. – Как всегда, жрица приблизилась бесшумно. От звука ее голоса мужчины подпрыгнули на местах.

Жрица не думала о том, как выглядит после долгого путешествия. На ходу распустила завязки плаща и перекинула его через руку. Высокие кожаные сапоги были столь же пыльными, как плед и темно-коричневые кожаные штаны, обхватывавшие покатость бедер; под поясом, сжимавшим осиную талию, сидела примявшаяся льняная сорочка. На груди висела подвеска из лунного камня в форме перевернутого факела – почти один в один та, что давным-давно Шиада отдала Агравейну.

Отец девушки не выказал восторга. Оглядев одеяние, отчего-то рассвирепел: не хватало, чтобы дочь герцога Стансора одевалась как бандитка. Шиада поежилась от отцовской ярости.

– Здравствуй, племянница, – приветствовал Нирох.

– Добрый вечер, миледи. С приез… – заговорил Берад, поднявшись с кресла.

– Что ты себе позволяешь?! – вскричал Рейслоу. – Не смей показываться мне на глаза в таком виде, грязная оборванка!

«Что?» – От неожиданности Шиада не нашла слов.

– Иди к себе и смени платье на женское! И пока за тобой не пошлют, чтобы носу не казала из комнаты!

– Платье у меня женское. Не повышай голоса, отец.

– Не дерзи! – еще громче и неистовее заорал герцог.

– В письме ты просил моего присутствия. Я приехала вопреки воле храмовницы, чтобы оказать тебе почесть, на которую у тебя нет прав, а ты меня гонишь?

– Я велел пойти вон! – Лицо герцога потемнело от гнева.

– Рейслоу, успокойся, – приказал король. Стансор, кажется, попытался прийти в себя, но теперь его ярость передалась дочери.

– Да как ты смеешь, Рейслоу Стансор, указывать мне, что делать? – спросила она тихо, но от этого голоса молчавший братец Роланд вцепился в подлокотники собственного кресла. «Чары», – безошибочно распознал старовер Нирох, выросший в окружении прошлой и нынешней храмовниц. Шиада меж тем сделала шаг на отца, облекшись в наколдованный плащ величия. Совсем другой плащ Праматери, нежели тот, которым она располагала, будучи обычной жрицей. – Я – Вторая среди жриц, воплощение Всеединой Матери для миллионов людей Этана. И я, – Шиада обвела мужчин взглядом, – важнее и значительнее всех собравшихся в этой комнате.