Тогда… Шиада убоялась собственной дерзости… тогда, возможно, он станет и ее королем.

Девушка вряд ли любила его, но всем сердцем стремилась к нему. Что-то неуклонно, день ото дня, заставляло мыслями возвращаться к гиганту, чей перстень, подвязанный шнурком, висел на груди рядом с лунным камнем.

Лето Шиадиных семнадцати едва занялось, когда жрица получила известие о смертельной болезни матери.

«Приветствую тебя, дочь. Уж не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, но если это случится, то заклинаю тебя: внемли моим словам и безо всякого промедления приезжай домой. Твоя мать при смерти и желает видеть тебя. Даже если ты не успеешь к тому времени, когда она отдаст душу Богу, все равно приезжай – на похоронах ты сможешь проводить ее и попросить прощения, что дважды оставила. Я знаю, жриц учат, что смерть – продолжение жизни, но молю, отдай дань уважения и истинной религии, почти свою мать.

Ты, может, удивишься, как тверд я в словах об ее смерти, в то время как мне следовало бы уповать на лучшее, но – увы! Ни один из лекарей не способен уже поднять ее на ноги. Больше того, Мэррит жаждет избавления.

Признаться, мы надеялись, что ты, воспользовавшись своим чудесным зрением, сама увидишь, что нужна матери, или, по крайней мере, как жрица услышишь мысли другой жрицы, которая повторяет твое имя уже второй месяц. Но, видно, замыслы Богини тебе недоступны, иначе как объяснить то, что ты, видя смерть родной матери, не пожелала откликнуться?! Изо дня в день мы ждали твоего возвращения, а в итоге все равно пришлось диктовать послание писцу, дабы обратить твое внимание, что ты нужна в реальном мире.

Мы обещаем Мэррит каждый день, что ты вот-вот будешь, но ей все хуже. Ждем тебя, и храни Бог».

– Ох, как ты написал, – пробормотала себе под нос жрица. – Начал с мольбы, а закончил укором. Реальный мир… а Ангорат, стало быть, нереальный? И не ты ли, владыка Мэинтара, не отпускал меня проститься с сестрой, когда я умоляла тебя? А вот земной матери в этой почести я обязана, так выходит?

Но тут же вспомнила, что дожидаться в Мэинтаре окончания войны с саддарами жрица осталась не по указу отца, а по слову храмовницы.

Точно, надо спросить разрешения храмовницы и ехать. В конце концов, Мэррит приходится ей единоутробной сестрой, а значит, тоже от крови Сирин. С ней, как и с Ринной, надлежит прощаться должным образом. На самом деле кто-то из «четверки владык» всегда обязан провожать представителей родов Сирин, Тайи и Тандарион. Нелла сама настояла бы на этой поездке племянницы в Мэинтар, если бы знала, что сестра…

И тут некое жреческое наитие озарило Шиаду: Нелла знала и умолчала намеренно. Мысль захлестнула девушку, заставив решиться на отчаянный шаг: безо всякого позволения жрица стрелой влетела в покои храмовницы. Нелла, не ожидавшая подобной дерзости, опешила.

– Что с тобой, дитя? – наконец нашлась.

– Ты знала?

Заботливое лицо Голоса Той-Что-Дает-Жизнь тотчас сделалось равнодушным.

– Да, – ответила коротко.

Шиада слишком сильно желала узнать правду и, услышав, оказалась не готова. Рука, державшая листок с посланием, бессильно опустилась.

– Почему ты не сказала мне? – побледневшими губами выговорила жрица.

– А разве я, Первая среди жриц, должна объяснять тебе свои поступки? – Нелла даже бровью не повела.

– Госпожа, я умоляю тебя ответить.

Нелла выдержала многозначительную паузу, перед тем как сказать:

– Потому что знала, как сильно ты будешь рваться в Мэинтар.

– Но, госпожа, это естественно! Разве ты не провожала свою мать, когда та уходила в чертоги Нанданы?

– Моя мать перешагнула жизнь здесь, на острове, и мне не было надобности покидать его.

– Так это имеет какое-то значение?

– В твоем случае, Шиада, это имеет первостепенное значение. Тебе нельзя возвращаться в Этан.

– Отчего? – нахмурилась девушка.

«А ты не понимаешь? Мне казалось, два года назад, заставив тебя прожить в Мэинтаре несколько месяцев, я навсегда отбила у тебя желание высовывать нос с острова и лезть в дела иландарцев. Моя судьба связана с Иландаром, а не твоя», – подумала храмовница, точно зная, что преемница не слышит размышлений.

– Отчего я не могу уехать, владычица? Совсем ненадолго? – взмолилась девушка.

– Такова воля Великой Матери, Шиада. Не поддавайся эмоциям. – Ее голос сделался мягче, хотя женщина не смотрела на преемницу. – Они и без того уже поглощают тебя. Просто доверься Праматери и мне, как доверялась прежде, – мы не обманывали и не вредили тебе раньше. Не намерены и теперь.

Но Шиада не унималась:

– Если, владычица, ты говоришь, что мне нельзя покидать остров, я имею право знать почему.

– Имеешь, дитя, и узнаешь однажды. Но не сейчас.

Сидя в кресле возле окна, Нелла наблюдала за жрицами в трудах.

– Именно сейчас.

– Шиада…

– Моя мать, – жрица повысила голос, – умирает! И если мне запрещено проститься с нею, я имею право сейчас знать причины!

– Умерь пыл, жрица, – посмотрела Нелла на племянницу. – Пусть ты мне родня и наследница, но ты говоришь с храмовницей, не забывай!

Решимость Шиады на мгновение дрогнула: и впрямь, что это с ней – еще полчаса назад даже помыслить о том, чтобы дерзить или перечить храмовнице, казалось невозможным. Будь она тебе хоть трижды теткой!

Шиада тряхнула головой, прогоняя сомнение.

– Я не смею такое забыть, госпожа. Но неужели в твоем сердце не осталось сострадания и любви к родной сестре?!

– Мэррит всегда была дорога мне, если ты об этом. – Храмовница говорила сдержанно, как о делах.

– И поэтому ты лишаешь ее утешения перед смертью увидеть дочь?

– Ее или тебя? – Нелла бросила на Шиаду удивительно пронзительный взгляд. Шиада больше не знала людей, которые бы умели смотреть так.

Воспользовавшись замешательством племянницы, храмовница отвернулась обратно к окну и продолжила:

– Ты не можешь ехать в Этан, и этим все сказано. Я не должна называть тебе никаких причин, ни сейчас, ни, если подумать, даже потом. Я Голос и Длань Богини, и ты давала обет слушаться меня, как Ее.

– Обет?..

«Обет, – подумала Первая среди жриц. – И только когда речь заходит о нашей собственной крови, проверяется, насколько мы верны и преданы Той, чьи замыслы нам недоступны».

– Почему?! – взмолилась девушка. В голосе засквозило отчаяние. – Просто скажи мне – почему, госпожа! – Она подлетела к храмовнице, упала на колени перед креслом, взяла госпожу за руки и потрясла их, в надежде заставить Неллу посмотреть на себя. – Я всегда поступала, как ты велела. Ты говорила встречать гостей – я встречала, говорила голодать – я голодала; требовала пить яд – я пила; отсылала меня на север и на восток – и я ехала, несмотря на страх! Я всегда безоговорочно верила тебе, беспрекословно, без вопросов выполняла твою волю, ибо знала, что твоя воля – продолжение Ее Всемогущей воли! Но сейчас речь идет о моей матери! Матери, которая родила меня на свет!