да, как в игре «задай три вопроса», а этот удаляет пять файлов или программ, самых нужных человеку, ни больше, ни меньше.

— Точно, это он.

— Но причем здесь станция на Краутерсе? Там же одни роботы? — поинтересовался Джон.

— Пятый считает, что у них тоже есть мысли, только мы засоряем их своими программами.

— Псих, чего с него взять.

Все дружно согласились.

— Он не из наших. Из-за таких, как он, одни неприятности.

Джон вздохнул, так как дело осложнялось. Как и во всем, что касалось рук человека, в движении дайворси не было единства, сплошные течения и претензии на лидерство.

— Тебе тоже надо придумать себе фишку, а то Джонов много.

— Точно. Что-то особенное, аутентичное.

Словарю подпольщиков удивляться не приходилось, в подобных компаниях встречались даже профессора.

Джон устало прикрыл глаза, восстанавливая другой, не менее важный диалог.

— Мы полагаемся на тебя, парень. Цивилизация находится под угрозой.

А он-то считал, что эта игра для бездельников.

— На прошлой неделе из строя вышли три станции. На одной застрелился главный инженер, другие просто встали на ежедневных отчетах. Ты знаешь, сколько стоит нам час их перезагрузки?

Это он понимал.

— Следует сохранить статус кво, иначе мир рухнет. Человечество как вид перестанет существовать.

«Это вряд ли», — подумал тогда он, но угроза была серьезной, особенно эта последняя затея с Краутерсом. Роботы словно сошли с ума и принялись печатать свои «трактаты». Плавильный цех работал без остановки целую неделю, а потом из него стали пропадать люди: кто-то переводился, кто-то увольнялся, кто-то нехорошо задумывался, кто-то исчезал. Бары не справлялись с нагрузкой.

— Представь, сделка на пять миллионов, я открываю портал, а там ничего, — жаловался один, залпом выплескивая в себя третий стакан.

— Сволочи! По-любому мой бывший, он у нас любитель смаковать фотографии, так бы руки и поотрывала.

— Вот бы и воровали у богатых, чего ко всем привязались.

— Мне бы так уметь: скачал файл — и заработал, — слабый голос надежды, и дружеское пожелание вслед.

— Хоть бы подавился.

— А кто тебе мешает?

— Посадят.

— Это точно. Теперь за них возьмутся.

— 3-

Джон чихнул, неосторожно перевернув старые архивные папки. Личные дела граждан по-прежнему хранились в печатном виде. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, статус родителей, ранг первой страховки, проходной балл на право получение профессии — немногое, но среди всего этого хлама прятались они, те, кто затеял всю панику, и он должен был их найти.

— Пятый? Он из Браунгстона.

— Нет, из Лендсни.

— Вы что, я точно знаю, что он из верхнего купола.

— Откуда?

Голос замялся.

— Я работал с ним до того, как он стал Пятым.

— Правда? И какой он?

— Человек как человек.

— А почему не рассказывал? Эй, слышишь, проснись, Брай, оказывается, был знаком с Пятым.

Ложная информация, и снова он идет по следу. И еще одна атака, на этот раз на портал домохозяек и новостийную ленту.

— Индексы недовольства правительством подскочили в шесть с половиной раз.

— Так недалеко и до бунта.

— Все участки переведены на усиленный режим. У вас что-то есть?

— Работаем.

— Этого мало. Нам нужен результат.

— 4-

И все же Джон вычислил его, проанализировав места отсутствия — точки на простой географической карте, которые Пятый не трогал. Оставалось выяснить, гадил ли тот у себя дома или, наоборот, предпочитал работать только на чужом поле. Джон склонялся ко второй версии.

Бесконечные отчеты о проверках десятилетней давности. Стоило поискать глубже. Ребята, нынешние лидеры движения, наверняка попадались в начале карьеры; от ошибок не застрахован никто, тем более их не поддерживали, как сейчас.

— Проект в действии. Правительство готово дать нам карт-бланш, спасибо революционерам.

— Если это вы их натаскали, я польщен. Результаты превзошли все ожидания. Вы хороший учитель.

— Наше агентство здесь абсолютно ни причем.

— Разумеется.

Турбины ревели, перекрывая гул падающей с двенадцатиметрового обрыва воды. Вот она точка уязвимости: рухнув, дамба оставила бы беззащитной большую часть северного сектора. Пятый понял, что только экстремальная ситуация могла заставить людей задуматься о смысле собственной жизни, оглянуться вокруг, понять безрассудность происходящего.

Взрыв. Брай получал от этого удовольствие, делая все просто так, одним пальцем нажав на кнопку Delete. В отличие от многих дайворси, он не копил. К чему? Он не искал ответов на вопросы, он сам задавал их обывателям.

Джон покрылся испариной, представив охват сети. Удаление личной информации, разрушение основ дистанционной коммуникации, подрыв культурного кода — за этим могли стоять только Они. Он сел в машину, от досады прикусил губу. Оружие нельзя было направить вспять, у таверов не было электроники, они жили по законам природы в деревнях.

— Технократичный мир порочен. Вы живы, потому что отбираете хлеб, который мы сеем, увозите руду, которую мы находим, закалываете животных, которых мы растим.

Он многого наслушался за два года службы, которую не выбирал.

— 5-

— Пятнадцать, пятнадцать.

— Двадцать.

Кондуктор что-то кричал водителю, но рация барахлила.

Джон помнил, как разжал мокрый от пота кулак. Сколько стоил билет на самолет? В объявлении было указано 15 дин, но чернила выцвели, а бумага пожелтела: написано было давно. Правда и на двери, под колокольчиком, тоже было написано: «17 дин на поезд без звонка, 2 дина за звонок; 15 дин на самолет». И все-таки он волновался. Не стоило так уезжать, не попрощавшись с матерью, не объяснив все отцу, но поступить по-другому он не мог. Ради нее… Она не стала бы его ждать…

Он до боли во влажной ладони снова сжал последнюю его монетку: наличность была редка, а пользоваться кредиткой он не хотел. Руки дрожали. Он хорошо знал себя: он успокоиться только тогда, когда получит билет.

Кондуктор не спеша шел по салону. Они взлетели.

— Давай-давай, — напевал его сосед.

А что давай? Он не хотел воевать, ибо знал, что никто не станет ждать его с войны, поэтому и бежал.

Когда самолет сел, и они спустились по трапу, его все-таки задержали. Наверное, сообщил кондуктор. У него был подозрительный взгляд.

В комендатуре ему выписали повестку в суд и отпустили. Даже дали обратный билет.

— Не вздумайте повторять. В первый раз вы, скорее всего, легко отделаетесь, — посоветовал ему пожилой комендант. — Лучше просто заплатите отступную и дело с концом, если не хотите служить.

Если бы у него были такие деньги…

Когда он пришел домой, мать обрадовалась, а Она спросила:

— Что ты сказал им? Ты унижался, просил?

Он рассердился.

— Мать обрадовалась, что я пришел домой, а ты…

Она виновато прижалась к его плечу.

— Я ничего не говорил, — выждав немного, ответил он. — Им не нужны объяснения. Мне дали