права. Говорить парвду — это еще не достоинство».

«А ты врешь. И твой старик врет, и мой отец».

«А еще кто? Может и ты?».

«И я. Никогда не становись последним в роду, Мак. НИКОГДА НЕ СТАНОВИСЬ ПОСЛЕДНИМ В РОДУ».

«Ты это о чем?»

«Не знаю. Прочитала в твоем сознании. Это имеет какой-то смысл для тебя?».

«Ерунда».

Усилием воли он оборвал ненужные воспоминания. В этом лесу не стоило давать волю чувствам, и у него было дело. Дело, которое больше может не повториться.

ЭТО СУДЬБА.

«Упал на планету, выжил и заговорил о судьбе, приятель? — передразнил он сам себя. — Тебе следует взяться за написание мемуаров». — «Погоди, еще не время, через пару лет». — «Конечно».

Стоило ли ломать копья и доказывать вздорной девчонке с дырявой памятью, что она не права? Это был глупый разговор.

Перетаскивая ящики с зародышами фрейи, Мак утешал себя мыслью, что все великие люди совершали ошибки.

«Великие?» — «Да. Так что мне, как простому человеку…». — «Ты точно относишь себя к этой категории?..».

Через пару часов погрузка была закончена. Спрятав инкубаторы в тайном отсеке, предусмотрительно сконструированном на корабле «на всякий случай», Мак с наслаждением вытянулся на мягкой траве, разумеется, предварительно окружив себя кругом из камней. Безопасность была превыше всего. Пусть его воспоминания останутся при нем.

— 6-

Что-то за ширмой резко дернулось и упало. Раздался дребезжащий звук бьющегося стекла, и Мак подумал, что бабушка снова сумела выбраться из своей комнаты и теперь, беспомощная, ходит по дому в поисках живых существ. «Живых душ, — как говорила она. — Вы стали безжалостны. Очень жестоки. И ты, Мак. Никогда бы не подумала, что ты способен на такое. Ты уезжаешь в академию, а со мной больше никто не разговаривает. Разве нам было плохо вместе, Мак? Я была с тобой все твое детство. А теперь ты бросаешь меня, не подарив внука. Неужели так сложно было сходить в инкубатор? Тебе это ничего не стоит. Разве я дождусь твоего возвращения со звезд, Мак? РАЗВЕ Я ДОЖДУСЬ?».

Он с трудом отводил глаза, мычал что-то невнятное в ответ — и неторопливо, расчетливо собирал необходимые в дорогу вещи. Он не был жесток. Он был жалок и кругом виноват, хотя родители тактично не упоминали об этом.

«Никогда не жалей себя, — говорил ему отец. — Ты ошибся, но выжил. Это самое главное. Выжил и сейчас можешь все».

Тогда это утверждение было ложью. Майи была права, отец часто обманывал его. В детстве, несмотря на их неплохое финансовое положение, о многих вещах Мак мог только мечтать, слушать очередные обещания «когда подрастешь» и отчетливо понимать, что ждать БЕСПОЛЕЗНО — и вовсе не по причине лицемерия сторон, отец рано или поздно предлагать купить желаемое, — а потому, что сами желания менялись, переставали быть актуальными, но, черт возьми, — этого Мак не мог понять никогда, — тоска по этим ставшим уже ненужным вещам сохранялась надолго. Как и дурацкое чувство обиды.

Иногда даже злость.

Больше не себя, чем на родителей. Бешеная смесь каких-то невнятных чувств, толкнувшая его попробовать «запретный плод» здесь и сейчас — вернее, тогда, — и закрывшая ему дорогу в инкубатор на долгие десять лет

«Контрольная очистка, — сказали врачи. — Мы заботимся о будущем нашей расы. Ты должен понимать это, Мак. В школе Вам наверняка объясняли Кодекс рода. Никаких вредных примесей, способных негативно повлиять на генетику. Нас осталось мало. Тем более тебе некуда спешить. Вся жизнь еще впереди».

Смешные. Как будто дело было в будущей жизни.

Вспоминая напыщенную физиономию их местного врача, Мак не мог удержаться от улыбки. Если бы этот индюк помнил, как легко завести детей естественным путем, он бы не стал так долго читать мораль молокососу, заявившему, что хочет стать суррогатным отцом. Впрочем, он сам тогда тоже был хорош: та еще идея — внук из пробирки для бабушки. Смех да и только. О чем он тогда думал?.. Как был наивен!.. Теперь, оказавшись на этой планете, втянувшись в чужую войну — и ради чего? справедливости? — он по достоинству оценил слова отца: «Ты можешь все».

Теперь он действительно мог не все, но многое. Мог быть тем, кем хотел.

Мог послать всех, включая самого себя, ко всем чертям. Его жизнь была в его руках, и это ощущение НРАВИЛОСЬ ЕМУ. Поэтому он и стал космонавтом, поэтому откликнулся на просьбу старого фрейи.

У живых существ — по-настоящему живых — Мак в этом был уверен — должна быть возможность САМИМ выбирать, ЧТО ПОМНИТЬ, А ЧТО ЗАБЫТЬ,

О ЧЕМ ПЛАКАТЬ И ЧЕМ ГОРДИТЬСЯ,

О ЧЕМ ТОСКОВАТЬ.

КАК ЖИТЬ И КАК УМИРАТЬ.

— 7-

Сладкий сон Мака был грубо прерван появлением нежданных гостей.

— Хочешь войти в историю? — спросил его Берри.

— Не в этом дело.

— Конечно.

Непрошенный гость явно наслаждался произведенным эффектом.

— Беспамятство — страшная штука для всех. Даже для таких, как ты.

— Таких, как я? — наконец пришел в себя Мак.

— Человек дела. Человек космоса. Солдат удачи. Спаситель притесняемых и ущемленных. Твоя жизнь в твоих руках.

— Звучит как издевка.

Мак подобрал под себя ноги и сел прямо, смотря в глаза зверю. Не назвавший себя по имени Берри явно хотел спровоцировать его на какое-то неосторожное слово или действие, залезть в его мысли, но Мак знал, что пока он сидит в кругу из камней, некая безопасность ему гарантирована.

— Ничуть, — продолжил свое вежливое наступление Берри. — Мы просто хотим сохранить себе немного детства, маленькую толику на маленькое время. Что хорошего в том, что все фрейи с рождения будут знать правду о собственной истории? Разве они не имеют право на безмятежную жизнь?.. Разве мы не имеем право на спокойную жизнь?..

Вопрос попал в точку. Мак сам задумывался об этом, часами гуляя по лесу, чутко отвечающему каждому твоему чувству, каждой мысли.

— И когда вы собирались рассказать правду?

— Тебя смущает не это.

Берри встал на задние лапы и демонстративно потянулся вверх, вдоль темнеющего ствола дерева, оставляя на коре отчетливые царапины. Затем оглянулся на Мака, облизнул нос, снова потянулся, словно разминая мышцы перед славной охотой.

— Не бойся, мы не едим людей.

«Как же,» — подумал Мак, нащупывая в кармане куртки аннигилятор. Несмотря на миролюбивый тон Аэрона и его друга-заговорщика чутье космонавта давно подсказывало ему, что дело миром не кончится.

Уносить скорее ноги без лишнего шума и пыли — вот лучшее из того, что он мог сейчас сделать. Обвинения в контрабанде биологического материала для его карьеры было вполне достаточно, не хватало еще оказаться замещенным в