Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом разделе выделяются заданные Броделем основы созданного Валлерстайном теоретического построения, которое, как я буду доказывать, является все же неполноценным. Провал «миросистемного» подхода обусловлен в значительной степени методологическими предпосылками школы «Анналов», которые и сами по себе были далеко не бесспорны (критику см.: [Hexter. 1972; Vilar. 1973; Gerstenberger. 1987]). Я покажу, как эта методологическая рамка оформляет историографические тезисы Броделя, в которых сформулированы такие понятия, как мир-экономика, капитализм и историческое развитие.
Оценка Броделем трех уровней исторического времени по степени убывания их значимости представлена в предисловии к его основополагающему исследованию Средиземноморья. История структур «посвящена истории человека в его взаимоотношениях с окружающей средой; медленно текущей и мало подверженной изменениям истории, – зачастую сводящейся к непрерывным повторам, к беспрестанно воспроизводящимся циклам». История конъюнктур означает «историю, протекающую в медленном, но различимом ритме… социальную историю, историю групп и коллективных образований». И наконец, история событий обращена к
…колебаниям поверхности, волнам, вызываемым мощными приливами и отливами. Это история кратковременных, резких, пульсирующих колебаний. Сверхчуткая по определению, она настроена на то, чтобы регистрировать малейшие перемены. Но именно эти качества делают ее самой притягательной, самой человечной и вместе с тем самой коварной. Станем остерегаться этой еще дымящейся истории, сохранившей черты ее восприятия, описания, переживания современниками, ощущавшими ее в ритме своих кратких, как и наши, жизней, остававшихся столь же близорукими.
Этим аналитически разделенным историям соответствуют различные темпоральности: «время географическое, социальное и индивидуальное» [Бродель. 2002. С. 22]. Время и пространство соотнесены друг с другом: чем меньше единица анализа, тем быстрее течет время. Исследование Броделя структурировано этими тремя уровнями реальности. Однако то, что выступало в качестве простого эвристического инструмента, по мере изложения превращается в три различные реальности. Бродель поэтому работает не с концепцией тотальности, в которой все феномены внутренне взаимосвязаны, а с раздельными уровнями истории, наделенными собственной темпоральностью и развертывающимися в соответствии с собственной логикой[98]. Броделевские концепции капитализма, отношения последнего к «нововременному» государству и системе государств можно понять только при сопоставлении с этими методологическими посылками. Только так мы можем понять его интерпретацию динамики, которая поддерживает и определяет эту систему.
В мире Броделя существует одно главное понятие, от которого зависят все остальные, – это «мир-экономика». Последний определяется как «экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, такой, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство» [Бродель. 1992. С. 14] (см. также: [Бродель. 1993. С. 85–86])[99]. В отличие от миров-империй мир-экономика состоит из множества независимых политических образований, которые связаны внешними торговыми связями и в то же время жестко встроены в определенную геополитическую систему. Он состоит из процветающего ядра с господствующим городом, обслуживающей это ядро относительно независимой полупериферии и зависимой и отсталой периферии. Эти компоненты выстроены строго иерархически, их порядок определен экономической асимметрией, возникающей из наиболее устойчивого международного разделения труда, а воспроизводится он неравными обменами и условиями торговли, подчиненными политическим манипуляциям со стороны привилегированных стран центра.
В этот иерархический мир-экономику, основанный на международном разделении труда, встроена и теория государства. Форма и сила государства находятся в прямой зависимости от его положения в мире-экономике:
В центре мира-экономики всегда располагалось незаурядное государство – сильное, агрессивное, привилегированное, динамичное, внушавшее всем одновременно и страх и уважение. Так обстояло дело уже с Венецией в XV в., с Голландией в XVII в., с Англией в XVIII и еще больше в XIX в., с Соединенными Штатами в наше время [Бродель. 1992. С. 45].
В полупериферии, к которой относится, например, абсолютистская Франция, сила государства ослабляется внутренней конкуренцией между монархией и знатью. Колониальные периферии управлялись из метрополий. Но не только форма государства следует из требований торговли. Сами отношения производства и статус производителя являются производными структурного положения каждой страны в системе обмена:
Всякая задача, единожды поставленная международным разделением труда, порождала свой вид контроля, и контроль этот соединял общество, руководил им… Всякий раз общество отвечало таким образом на разные экономические нужды и оказывалось заперто в них самим своим приспособлением, будучи неспособным быстро выйти за пределы однажды найденных решений [Бродель. 1992. С. 57].
Наемный труд, издольщина, крепостничество и рабство соответствуют центру, полупериферии и периферии.
Парадоксально, несмотря на это жесткое распределение ролей в трудовом процессе и форм государственности, вся история евроцентричных миров-экономик подчинена одной масштабной динамике. Всемирно-исторический процесс понимается Броделем как четко размеченная последовательность миров-экономик, каждый из которых обладает все более могущественными мирами-городами, которые из центра управляют все большими сферами влияния, задавая соответствующее соотношение между центром, полупериферией и периферией. Истоки этой цепочки Бродель (в отличие от Валлерстайна, который делает выбор в пользу «долгого XVI века») обнаруживает в Европе XIII в. или даже XII в., когда наблюдался рост завязанной на города торговой сети, связывающей итальянские города-государства, северо-европейские города и союзы городов [Бродель. 1992. С. 88].
Происхождение и переходы между центрированными на города мирами-экономиками Бродель объясняет следующим образом: «Такой разрыв представляется как результат накопления случайностей, нарушений, искажений» [Бродель. 1992. С. 81][100]. Не принимая окончательного решения, Бродель пытается объяснить подъем и падение миров-экономик в контексте более широких «вековых тенденций», например господствующей неомальтузианской тенденции, управляющей движением цен и распределением доходов [Бродель. 1992. С. 72–74]. Однако его рассуждения о происхождении миров-экономик и механизмах, определяющих их сдвиги, остаются недостаточными. Никакие общие корреляции не устанавливаются, и мы вынуждены обратиться к случайным причинно-следственным процессам, описываемым Броделем в повествовательных разделах его opus magnum, каждый из которых посвящен определенному миру-экономике. Но даже если мы согласимся с моделью кризиса, описываемого через демографические колебания, Бродель не может определить, почему данная страна в определенный промежуток времени берет на себя роль лидирующей державы в