Алены спланированное, а не внезапное. Душегуб знал, что мы будем искать его на камерах, и сделал или сделала все, чтобы не быть опознанным. Значит, уже тогда все планировал.

– А сосед?

– Слова соседа – косвенное доказательство. Он слышал ругань и видел спину убегающего человека. Лица его не разглядел. Но надо с ним поговорить. Спасибо, – поблагодарила я коротышку.

Евген дружески хлопнул его по плечу.

– Да не за что, похоже, – растерянно протянул в ответ сотрудник.

Мы вышли из здания охранной фирмы и опять полезли в джип, где на переднем сиденье, изнывая от нетерпения, нас ждал Муратик.

До Третьей Дубровской улицы мы добрались без приключений. Пес перестал нами интересоваться и, высунув в открытое окно свою гигантскую башку, восторженно рассматривал окрестности. Я заметила на его ошейнике какие-то значки, ленточки и пуговицы, висевшие там для украшения.

– Что это за порода? – осторожно поинтересовался Иван.

– Да пес его знает, – ответил Евген, не отрывая взгляда от дороги, – вырос у моей мамки в деревне. Я его забрал, чтобы к делу тут пристроить, но он уже взрослый был для обучения, да и характером не вышел. Добрый, как сказочная, мать его, фея. Если встретит злоумышленника, то скорее залижет его до смерти. Но по внешнему виду в доброте его не заподозришь, поэтому бывает полезен.

– А что у него на ошейнике? – спросила я.

– Да так, моя прихоть. Мы с ним в разных переделках бываем. Оставляю себе что-то на память о тех событиях и к нему на ошейник цепляю, чтобы по дому не валялось. Вот ваш дом. – Евген ткнул пальцем в сторону.

И перед нами справа вырос знакомый по картам гугла дом со стеклянным фасадом.

– Я вам не нужен, тут подожду, – сказал охранник, выруливая к обочине.

Мы выпрыгнули из внедорожника, и Муратик заскулил нам вслед.

– Да сейчас они вернутся, не ной, – проворчал Евген, потрепав своего лохматого друга по загривку, – две минуты не прошло, а ты уже привык к незнакомым людям. Что вот ты за создание?

Иван достал ключ, и мы с ним, открыв замок на дорогой кованой калитке, пошли по дорожке, выложенной клинкером, ко входу.

– Вон два ее окна, – показал Ваня на четвертый этаж.

Двор был пустынным в этот час. Я увидела стройную пару шикарных лип у забора, в тени которых скрылся преступник.

Иван перехватил мой взгляд.

– Если бы их спилили при стройке, у нас был бы шанс, – сказал он. – Алена рассказывала, что жители отстояли эти деревья.

– Деревья ни в чем не виноваты. Не будь их, преступник еще что-нибудь придумал бы.

Внутри было прохладно и очень чисто. Я даже залюбовалась этим просторным подъездом. Пол был отделан мраморной плиткой. Всюду стояли живые цветы, лестницы были широкими, а в лифте тихонько играла инструментальная музыка из невидимого динамика.

Мы поднялись на четвертый этаж.

– Хочешь посмотреть ее квартиру? – спросил Иван. – Может, там есть что-то важное?

– Давай заглянем, – согласилась я. – Никогда не знаешь, что может оказаться полезным.

Иван открыл дверь Алениной квартиры, и мы вошли – осторожно, словно здесь еще обитал призрак убитой девушки. Комнаты были светлыми и со вкусом обставленными. Везде царила безупречная, почти стерильная чистота.

– Тут, наверное, даже отпечатков пальцев Алены не найдешь. Все вылизано до блеска, – сказала я, осматриваясь.

Иван заглянул в холодильник.

– Тут тоже пусто. Только банка сгущенки стоит, – он грустно усмехнулся, – это было ее любимым лакомством. Она рассказывала – на приемах и вечеринках подавали самые изысканные десерты. А она возвращалась домой и покупала по дороге любимую банку сгущенки на вечер.

Накрытая бархатным покрывалом кровать, мягкий ворсистый ковер, дизайнерская этажерка с книгами в виде ветвистого дерева. За стеклянной перегородкой круглый глянцевый стол у панорамного окна.

Я выдвинула ящики, порылась немного в бумагах, которые нашла в письменном столе.

– Ничего интересного, – пришлось наконец мне признать, – счета на оплату, сценарии, визитные карточки, дорожные карты. Где-то должны быть еще дневники. Даша говорила, Алена с детства их писала. Надо бы найти.

– Такое не хранят на виду, – ответил Иван, – надо посмотреть в других местах.

– Где здесь смотреть? Первый раз вижу такую тягу к минимализму.

– Там платяной шкаф в прихожей. Может, в нем?

Идея показалась мне интересной.

– Давай посмотрим.

Отодвинув зеркальную дверь, я увидела ряд полок с идеально сложенными вещами, а также нишу с висящей в чехлах верхней одеждой. В верхнем отделении, предназначенном для головных уборов, стояло несколько коробок с крышками. Иван достал их и поставил на небольшой столик у двери. Внутри лежала всякая всячина. Лампочки, зажимы для бумаг, ручки и карандаши, старые фото на документы, сломанные научные часы… Я накрыла коробку крышкой и велела Ивану поставить все на место.

– Закрываем все и идем к соседу. Здесь я ничего не найду. Она словно не хотела оставлять в этом доме следы своего существования.

– Да, есть такое ощущение, – согласился Иван, – но это скорее свидетельство детской травмы. Нина Ильинична постоянно убиралась в доме. Алена мне рассказывала, что, если мама не стирала, значит, она мыла посуду, а если не протирала полки, значит, чистила ванну.

– Я не заметила особой чистоты у них в доме, – ответила я.

– В последнее время Нина Ильинична сдала. Но раньше была помешана на уборке.

Мы вышли из квартиры и заперли дверь.

– Нам нужна десятая квартира, – сказала я и направилась к той, что была напротив.

Иван нажал на кнопку звонка. В глубине дома разлилась мелодичная трель.

Жилец, открывший нам дверь, полностью соответствовал описанию Семеренко: высокий, худой мужчина за шестьдесят, с нездоровым, красным цветом лица.

– Слушаю вас, – сказал он, когда мы поздоровались и я показала ему удостоверение частного детектива, на которое он даже не взглянул.

– Мы помогаем полиции в расследовании убийства Марианны Белецкой, вашей соседки, – объяснила я.

– О, я слышал, – сочувственно закивал старик, – бедная девочка! Это какой-то кошмар. Такая была вежливая, всегда здоровалась, никакой звездной болезни. Грех говорить, но хорошо, что этот