Алекс смотрел на нее долго и подозрительно. Потом догадался:

– Сатисфакция? Лиза, милая, не шути так: даже тебе станет дурно, ежели узнаешь, сколько я заплатил священнику, чтобы он обвенчал нас в пост.

– Я не шучу. Сколько бы ты ни заплатил, наверняка наследство твоего дедушки покроет расходы в будущем. А ежели мы обвенчаемся теперь – тайно и преступно – боюсь, наследства ты так и не увидишь.

Алекс покачал головой:

– Мы не знаем наверняка – насчет наследства… быть может, все и обойдется. В любом случае, вашего приданого я не потревожу, клянусь!

Лиза понимающе улыбнулась:

– Я знаю. Но я не должна была настаивать тогда. Я ведь не скорой свадьбы хотела, Алекс…

Лиза снова не могла подобрать слов. Смутилась до крайности, отвела глаза. Алексу пришлось нежно погладить ее щеку, чтобы она поглядела на него опять. И опять улыбнулась. А после в глазах мелькнуло и лукавство:

– Поверить не могу, что ты решил, будто я соглашусь на это безумство! – притворно упрекнула Лиза. – Нет уж, мой милый жених, вам придется дождаться условленного дня и взять меня в жены как полагается!

Алекс измученно покачал головой. Эта девушка никогда не перестанет сводить его с ума.

– Так что теперь? – уже скромней спросила Лиза. – Ты же не вернешь меня батюшке после моего отказа?

– Нет. Ни за что. Там тебе опасно находиться – это и твой отец понимает. Я отвезу тебя в надежное место: туда, куда намеревался отвезти после венчания.

– Куда же?.. – насторожилась Лиза.

Алекс с ответом не спешил.

Вскоре дождались и саней. Из осторожности Алекс не стал нанимать извозчика – правил лошадьми сам. И, чем дальше ехали, тем скорее Лиза начинала догадываться о пункте назначения сама…

На Шарташскую дачу прибыли уже в сумерках.

Деревенский бревенчатый дом – старый, холодный, брошенный – не встретил радушием. Но более везти Лизу было некуда. Алекс посетил дачу накануне, распорядился о комнатах немногочисленной прислуге. За домом смотрела пожилая семейная пара: надежные люди, по словам Кулагина.

– Тебе неприятно это место? – спросил Алекс у притихшей Лизы, которая даже саней покидать не торопилась.

– Не знаю… – рассеянно ответила та. – Я никогда здесь не бывала. Если не считать того раза. И здесь убили мою мать.

Однако ж, будто последняя ужасающая мысль и подстегнула Лизу. Она решительно сошла из саней и вперед него минула калитку, что выводила на задний двор. Сам дом ее не интересовал. Алекс поторопился следом.

Задний двор – обширная, укрытая снежным ковром территория с редкими скамейками да фруктовыми деревьями – уводила далеко от дома и плавно перешла в настоящий лес. Сосны, высокие, как мачты, казалось, задевали верхушками мартовское небо. Расти они чуть гуще, здесь было б уже темно, как ночью. Но лес был редким, светлым, звонким.

И соседствовал с мерзлыми скалистыми выступами: дача стояла на утесе…

Не слишком крутом утесе – вытоптанная чужими ногами тропинка и вовсе не позволяла увидеть озера внизу. Однако стоило с нее сойти, сделать десяток шагов в сторону, и делалось очевидно, что высота здесь достаточная для того, чтобы, неловко поскользнувшись, скатиться вниз. Туда, где синел лед Шарташа.

– Лиза, осторожней, Бога ради! Не стоит нам прогуливаться здесь в сумерках.

Слова Алекса, конечно, ушли в пустоту: Лизу остановить можно было разве что силой, ежели она на что-то решилась. Вот и теперь она, хоть и не рисковала подходить к краю, упрямо взбиралась по тропке меж камней куда-то вперед. Куда, вероятно, и сама не знала.

А после они оба вышли на широкую ровную площадку – самую высокую точку утеса. Отсюда даже можно было видеть, как небо над городом еще розовеет севшим солнцем. К востоку же, сразу за деревней у подножия утеса, начинался сосновый лес, который густел, темнел, простилался так далеко, насколько хватало взора – и там делался совершенно черным, сливаясь с небом.

Алекс увидел, как Лиза поежилась. Площадка хоть и считалась прогулочной, от снега очищена не была – оба они стояли в нем по колено.

– Надо вернуться в дом, Лиза, простудишься.

– Постоим еще немного, – отозвалась она. – Здесь хорошо.

Алекс вздохнул. Распахнул теплый дорожный плащ и, плотнее подойдя к Лизе, укутал ее плечи. Она не противилась – сама развернулась к Алексу лицом, доверчиво прижалась к нему. Подняла голову, почти коснувшись губами его губ.

– Я люблю тебя, Алекс, – горячо призналась вдруг Лиза, – может, конечно, я себе это выдумала, потому что ты так безупречен, так благороден, со всем этим столичным обхождением… Но я почти уверена, что люблю тебя!

На выдохе она сама прильнула к его губам, одарила жарким поцелуем – но, тотчас отстранившись, с волнением спросила:

– А ты?

– Лиза…

Алекс мягко улыбнулся, пытаясь вновь поймать ее губы, но Лиза была настойчива:

– Нет, скажи!

– Я чувствовал к тебе необыкновенную нежность, – признался тогда Алекс, – кажется, с того самого обеда чувствовал, когда ты меня вынудила признать, будто я прислал те клятые орхидеи. Ты забавляла меня необычайно и удивляла всякий раз. И сам я всегда дивился, отчего другие не видят, как ты нежна, заботлива и беззащитна, несмотря на всю показную смелость. А еще мне безумно нравится тебя целовать…

Снова он потянулся к ней губами – чем только Лизу разозлил:

– И все?!

– Нет. А впрочем, я и сам думал, что на этом все. Однако когда ты заявила мне тогда, что желаешь выйти замуж по любви и бросила наедине с Милли… я вдруг осознал, что не чувствую к ней ничего. Ни, упаси Бог, любви, ни даже ненависти. Все мои мысли были о тебе только. О тебе. Я люблю тебя, Лиза. И все равно женюсь. Через месяц, через год – все едино.

После, уже вернувшись в дом, они с Лизой еще много времени провели вдвоем, перемежая поцелуи и глупые разговоры ни о чем, какие обыкновенно ведут влюбленные.

Тем более что Кошкин задерживался. Условились, что он, проследив, не едет ли кто за Лизой, другой дорогой доберется сюда же, на дачу, вместе с горничной Марфой. И все же Кошкин задерживался – заплутал, что ли, не сразу найдя место? Добрался он уже по темноте, в десятом часу вечера.

Лиза же, при виде Кошкина, отчаянно краснела и прятала глаза. Сама тоже пряталась за плечом Алекса – правда, ровно до того момента, пока сыщик не заговорил.

– Сосед ваш докучливый уж очень… – хмуро объяснился Кошкин, – вопросами донимал. Кто, мол, здесь остановился – никак родня Льва Александровича? Боюсь, он вас видел и узнал.

Лиза растерялась, а Алекс обеспокоенно выглянул в окно, что смотрело на подъездную дорогу.

Дача Кулагиных была крайней на этом ответвлении улицы – самый большой и крепкий дом. Через дорогу же располагались домишки помельче. Там-то Алекс и обнаружил, что некто до сих пор стоит на дороге, скудно очерченный светом из окон, и в полном одиночестве…