А новости действительно были.

Сперва Лизу не на шутку взбудоражило известие во всю первую полосу: на железной дороге, возле Невьянска, произошел несчастный случай. Молодой мужчина при всем честном народе схватился за сердце да и упал на рельсы – аккурат перед поездом… Погиб тотчас самой ужасной из смертей.

– Это же совсем рядом с Верх-Нейвинском, откуда ты меня похитил, – подивилась Лиза. – Ужас какой!

Алекс читал заметку в другой газете – и слов Лизы как будто не понял даже. Что-то другое его озаботило. Алекс кивнул рассеянно и отодвинул ее газету, подсунув заметку, что читал сам.

– Ты помнишь того типа в черном экипаже близь дома Ульяны Титовой? – спросил Алекс. – Я знаю, у тебя неважное зрение, да и видели мы его издали. И все же – похож?

В заметке, что разволновала Алекса, было размещено изображение господина средних лет – в парадном мундире, при погонах, статного и довольного собой. Лиза прищурилась через стекла пенсне. Она сомневалась немного, но, кажется, Алекс был прав:

– И впрямь похож… Кто это?

Алекс помрачнел пуще прежнего. Сорвался с места, будто бы хотел куда-то бежать.

– Помощник полицмейстера Образцов, – отозвался он, – прямой начальник Кошкина. Я наслышан о нем, но познакомиться так и не пришлось.

– Ты хочешь ехать в город? – догадалась Лиза. – Полагаешь, этот Образцов и убивал девушек?

– Не знаю! – шумно выдохнул Алекс. – В статье написано, будто кто-то из городской полиции оказался причастен к тем убийствам. Что Образцов лично произвел арест… однако арестованный сумел сбежать.

Лиза ахнула, первым делом подумав о Кошкине.

– Вероятно, я должен ехать, – Алекс с сомнением взглянул на Лизу, – но и тебя я одну оставить не могу.

– Я с тобой! – быстро нашлась Лиза. – Ежели арестовали настоящего душителя, и он сбежал – не желаю оставаться здесь! А ежели арестовали Кошкина… мы его бросить не можем.

Алекс колебался, в самом деле не зная, что делать… и все-таки уверенно кивнул:

– Собирайся. Горничная твоя останется здесь, а мы едем тотчас и налегке.

Мгновение, что Кошкин целился в грудь помощника полицмейстера Образцова, будто бы длилось вечность. О чем только Кошкин не успел подумать за это время…

А потом Образцов взревел:

– Идиоты! Я освободить ее пытался! Долго ж вы ехали сюда…

Лишь после тех слов Кошкин и обратил внимание, что вторая рука пленной девушки и правда была уже отвязана от стойки кровати. Да и Образцова она как будто не боялась. Блондинка с огромными заплаканными глазищами больше, казалось, не доверяла трем полицейским с револьверами на изготовке; она была хоть и растрепана, но одета полностью, и поспешила заверить:

– Господин вот только перед вами вошел… отвязать меня пытался… а тут вы. Отпустите, Бога ради! Я домой хочу…

Кошкин, не зная, что и думать, опустил револьвер.

Образцов оживился.

– Да отвяжите ее, наконец! – вскричал он. – Идиоты! Запугали девчонку до смерти!

Образцов пытался выглядеть самоуверенно и гневно – только вот руки у него мелко тряслись, а глаза бегали. То и дело возвращались к револьверу вэбли, оставленному на тумбе. Что-то здесь было не так.

– Павел Петрович, – спросил Кошкин, прожигая начальника взглядом, – а вы отчего здесь? Зачем к Савиной поехали?

– Ты меня допрашивать собрался?! Щ-щенок! Донос поступил анонимный – что сызнова девку похитили и по этому адресу держат! Доволен?!

– И вы поехали один? – Кошкин не поднимал револьвер, но крепко сжимал рукоять. – Без полицейской стражи, не надев даже форменного мундира? А вошли вы как? Двери-то на ключ заперты были. Неувязочка, Павел Петрович.

Тот поднялся медленно и во весь свой недюжинный рост. Важно расправил плечи, пошел на Кошкина. Решил брать авторитетом:

– Какая неувязочка! Что ты мелешь, Кошкин! Ты пьяный, что ли? С должности в очередной раз вылететь захотелось?..

– А хоть бы и с должности, – мрачно произнес Кошкин и твердой рукой вновь направил револьвер на начальника. – А пока что, как должностное лицо, требую вашего задержания до выяснения прочих обстоятельств. В наручники его!

Впрочем, никто из полицейской стражи не шевельнулся. Все они, разумеется, знали, кто такой Образцов, однако видели все, догадывались еще о большем. И тоже понятия не имели, как им быть и кого слушать.

Взбесившись, Кошкин сам сорвал с ремня одного из них наручники и еле-еле, одной рукой, поскольку держал Образцова на мушке, заковал его запястье в браслет – перекинул цепочку через перекладину все той же кровати и заковал второе.

Образцов не особенно сопротивлялся.

– Идиот… – глядя исподлобья, протянул он. – Не знаешь, с кем связался.

Кошкин не ответил. Убедившись в надежности замка, убрал, наконец, револьвер в кобуру. Схватил вэбли Образцова, вполне допуская, что это может быть орудие убийства Аглаи Савиной. Барабан, впрочем, оказался заряжен всеми шестью патронами, и ни один из них не был стреляным. Это слегка покоробило Кошкина, поскольку ломало ладную версию. И все же он демонстративно убрал вэбли за пояс да стал отвязывать девушку.

– Папка на рудниках погиб в прошлом годе… – всхлипывала она, свободной рукой размазывая по щекам слезы, – мамка слегла… дома сестры да братья младшие – жрать нечего… вот и поехала в город на заработки, думала горничной наняться…

– Давно ты здесь? – Кошкин никак не мог справиться с веревками – тонкими шнурками, какими перевязывают тюки белья в прачечных.

– В городе? Перед Великим постом поехала… места так и не нашла. Сперва в ночлежках спала, а потом, как последние копейки кончились, и оттуда выгнали…

– А в доме давно?

– Не зна-аю… – девчонка разревелась пуще прежнего, – она меня на улице подобрала, на главной вашей. Грубая бабка, глазищи у нее злые, все криком разговаривала. Но обещала в дом пустить, обогреться. А ежели толковой окажусь, то и место дать на кухне…

Кошкин, наконец, справился с веревкой. Девушка разом и замолчала, принялась натирать запястье. Она припомнила день недели, когда старуха со злыми глазами позвала ее переночевать – и Кошкин сосчитал, что девушка здесь чуть больше суток.

– И что дальше было? – хмуро спросил он.

– В дом и правда пустила. Каши дала, что с ужина осталась – даже с курятиной. Чаю налила – крепкого, сладкого. А потом… тепло у нее в кухне, жарко натоплено. Я и уснула у печки. А проснулась здесь уже… голова раскалывается, и руки привязаны…

– Старуха к тебе заходила? Или еще кто?

– Бабка была разок… воды принесла. Еще вчера, до темноты. Наказала тихо сидеть, не орать – а то, мол, кляпом рот заткнет. А больше никого не было. Вот только господин, – она несмело взглянула на Образцова. – Я шаги-то по дому еще затемно слышала – думала, бабка ходит, а тут он. Но я напраслину наводить не стану: господин перепугался, как меня увидал, и сразу принялся развязывать. А тут снова шаги… я в слезы, в крик – думала, бабка вернулась. Испугалась шибко. А опосля вы вошли.