Вчетвером они прекрасно помещались за столом в довольнопросторной кухне, но шесть человек могли с комфортом усесться только в комнате,которая теперь была одновременно и гостиной, и спальней Любы и Родислава.

– А где ваша Лелечка? – спросила Кемарская,оглядываясь. – Пусть Ларочка с ней поиграет.

– Сейчас будем ужинать, – сказала Люба. –Какие игры?

Она очень надеялась на то, что Коля поможет разрядитьобстановку и займется Ларисой, но сын в последние несколько дней ни в чемпредосудительном замечен не был, так что подлизываться ему нужды не было. Он всвоей комнате предавался любимому занятию: едва вернувшись, улегся на пол иврубил на полную мощность магнитофон, в котором крутилась пленка с записями«Машины времени». Леля молча помогала накрывать на стол и не обращала на Ларисуникакого внимания. Любе откровенно не нравилась старуха Кемарская, но Ларису ейбыло жалко. В конце концов, ребенок ни в чем не виноват и уж тем более не можетотвечать за занудную и настырную бабку.

– Лариса, – позвала она, – пойдем со мной накухню, я покажу тебе, как надо разогревать сырники, чтобы они не сталижесткими.

Из кухни Любе были хорошо слышны разговоры в комнате.Кемарскую сегодня потянуло на обсуждение смертей известных людей, и онапыталась вызнать у Родислава подробности, которые, как она полагала, власти скрываютот общественности.

– Вот когда Олег Даль умер, все говорили, что отболезни. А я так думаю, нечисто там дело было. Ведь он же не в Москве умер, агде-то в другом городе…

– В Киеве, – подсказал Родислав. – Но я невижу связи.

– Да как же, Родислав, связь-то прямая! С чего ему былоболеть? Молодой ведь совсем. Поехал, видно, по каким-то делам, за эти дела егои убили, а нам втюхивают, что болел, чтобы про известного актера плохо неподумали. Вот ведь были же у Федоровой темные делишки, значит, и у Даля моглибыть.

– Татьяна Федоровна, – Родислав был самотерпение, – Олег Даль умер от болезни, это совершенно точно. Можете бытьуверены.

– Не знаю, не знаю, – Кемарская недовольно поджалагубы. – А вот еще Харламов на машине разбился. Тоже, скажешь, случайно? Ая тебе скажу, что нет тут никакой случайности, все закономерно. Масоны решилинацию извести и начали с известных людей. Вон в прошлом году Высоцкий помер,тоже ведь совсем молодой был, а нам врали, что от болезни, потом Даль, потомХарламов разбился, теперь вот Федорову убили. Думаешь, это все случайно? Да ихвсех поубивали специально. И дальше будут убивать, вот увидишь. А от нас,простых людей, все скрывают, правды нам не говорят.

Слушать эти бредни было невозможно, и Люба была благодарнаРодиславу за то, что он держит себя в руках и не повышает голос, а обсуждаетвсе это с полоумной старухой вполне серьезно. Он неторопливо и обстоятельнообъяснял ей, что никаких масонов нет и никаких масонских заговоров тоже нет ичто власти от народа ничего не скрывают, потому что скрывать нечего.

– Тетя Люба, а почему Леля не носит свою голубенькуюкофточку? – внезапно спросила Лариса.

Вопрос Любу озадачил. У Лели действительно была австрийскаяголубая трикотажная кофточка, шелковистая и переливающаяся, которую подарилаАэлла. Леля ее очень любила и в теплое время года носила почти постоянно, нотеперь ведь зима, и эта чудесная вещица была для зимних холодов слишком легкой.

– Сейчас не сезон, – объяснила она Ларисе. –Очень холодно. Вот настанет весна, и Леля снова будет ее носить.

– Но весной Леля вырастет, и кофточка станет еймаленькой.

Люба задумалась и поняла, что соседка права. Леля и в самомделе росла быстро, похоже, она тоже будет высокой, в родителей. Во всякомслучае, сейчас девятилетняя Леля была одного роста с одиннадцатилетней Ларисой.

– Ты права, – Люба ласково потрепала девочку поголове, – Леля у нас быстро вырастает из одежды.

– А вы мне тогда эту кофточку отдадите?

– Конечно, – улыбнулась Люба, – если Леля несможет ее больше носить, ты сможешь взять ее себе. Но ты ведь тоже растешь, онак весне и тебе будет мала.

– Ничего не будет мала, – упрямо сказала Лариса,уставившись в пол. – А если вам жалко, вы так и скажите. И вообще, намваши подачки не нужны, мы сами не нищие.

В ее голосе явственно проступили интонации ТатьяныФедоровны. Любе стало неловко. Она не только покупала для Ларисы новые вещи, нои зачастую отдавала то, из чего вырастала Леля. Однако она и не подозревала,что девочку это обижает. Лелины вещи никак нельзя было назвать старьем, то, чтоотдавалось, было подарено Аэллой, то есть очень красивым и хорошего качества.Леля умела носить вещи аккуратно, и все, что отходило к Ларисе, было впрекрасном состоянии, без единой дырочки, чисто выстиранное и выглаженное,будто только что из магазина.

– Ларочка, если я отдаю тебе вещи Лели, это неназывается подачкой. Когда рядом растут две девочки, то совершенно нормально,что вещи одной переходят к другой. Представь себе сестер, одна постарше, другаяпомладше или одна повыше ростом, а другая пониже. То, из чего вырастает однасестричка, начинает носить другая. И у меня было точно так же: у меня естьстаршая сестра, но она маленького роста и худенькая, а я всегда была крупная,высокая, и все время получалось, что мои вещи переходили к ней, хотя она быластарше. В этом нет ничего плохого, ничего зазорного. Все люди так живут.

– Значит, мне Леля как сестра? – спросила Лариса,поднимая голову.

«Еще чего не хватало», – подумала Люба, но вслух,разумеется, сказала совсем другое.

– Конечно.

– Тогда почему она меня не любит?

Вопрос застал Любу врасплох. Да, это правда, Леля не любитЛарису, но неужели это так заметно не только самой Любе?

– Почему ты решила, что она тебя не любит? – Онасделала удивленное лицо. – Леля очень хорошо к тебе относится.

– А почему тогда она с мной почти не разговаривает?

– Ларочка, Леля и с нами тоже мало разговаривает. Онапросто очень молчаливая девочка, она сочиняет стихи и все время этим занята. Мыс дядей Родиславом не обижаемся на нее, и Коля не обижается. И ты тоже необижайся, ладно? У нее такой характер.

– Она и играть со мной не хочет, – продолжалажаловаться Лариса.

– Она не любит играть. Пойми, Ларочка, Леля не играет стобой не потому, что она тебя не любит. Она вообще ни с кем не играет.

Все это было ложью от первого до последнего слова, но ничегодругого Люба в сложившейся ситуации сказать не могла. Леля с удовольствиемобщалась с родителями и братом, у нее были подружки-одноклассницы, которыечасто приходили к ним в дом и с которыми девочка могла подолгу играть в города,рифмы, буриме или еще во что-нибудь. Но если Леле что-то не нравилось, она илиуходила к себе, или, если уйти в свою комнату было нельзя, умолкала, иневозможно было вытянуть из нее ни единого слова. Совершенно очевидно, чтоприсутствие Ларисы ей не нравилось, но Леля очень старалась быть вежливой,насколько хватало ее маленьких силенок, и по крайней мере не уходила к себе ипроизносила хоть какие-то слова. С ее стороны это было настоящим подвигом.