– Почему тогда нас буквально шантажировали? –спросила Ася. – Дядька из органов, Иван Николаевич, говорил, что людямиз-за самоубийства Маловой ни квартир, ни дач не видать. Значит, тот, ктовысокий пост занимает, нарушает Конституцию! Он не имеет права у институтскихжилье отнимать! Покажите мне статью закона, где написано: «Человек лишаетсяправа на жилье, если его коллега прыгнул с чердака»…

Внезапно дверь на кафедру тихонько скрипнула,Захаркина испугалась.

– Ну все! Мне пора! Извини, ты несешьчушь! Ступай домой, выпей чаю, выспись и приходи на работу в нормальномрасположении духа. Считай, нашего сегодняшнего разговора не было, я забуду онем. Просто ты испытала от известия о смерти Розы сильный стресс.

– Вы хотите дачу? – подняла головуАся.

– Да, – ответила Захаркина, – язаявление в местком давно отнесла.

– Значит, вы тоже решили правду научасток променять. А я знаю, кто виноват – Матвей и Акула! Розка не прыгалавниз, они ее убили! Влили водки в рот и сбросили! – лихорадочно блестяглазами, воскликнула Ася. – Мне Розка кой-чего рассказала… Эх, надо былона собрании бучу поднять, при всех все выложить… Но мне не поверили бы…Доказательств нет, а слова Маловой, да еще в моей передаче, в расчет не примут.Вон как ловко они придумали – опухоль! Теперь я могу что угодно вспоминать, вответ услышу: она из-за болезни разум потеряла. Но я добьюсь своего, отыщудоказательства! Мать Розы молчит, потому что боится. А я Матвея и Акулуразоблачу!

Вот тут Людмила испугалась по-настоящему. Какизвестно, и у стен имеются уши, а уж в их институте они понатыканы везде.Только о чем-то подумаешь, вмиг Царице донесут. А та за веревочку дернет, и гдеокажется Захаркина? Выгонят ее с позором, на преподавательскую работу более неустроится, придется в дворники идти.

– Ты сошла с ума! – нервно воскликнулаЛюда и кинулась за сумкой. – Надеюсь, помешательство у тебя временное, отпереживаний. Давай считать, что ты сейчас никаких глупостей не говорила, а я ихне слышала, хорошо? Матвей строг, но справедлив, а Антонина отличныйпреподаватель.

Ася опять легла на диван и свернулась в комок,а Захаркина, схватив свои вещи, выскочила в коридор.

Больше Людмила Рогову не видела. На следующийдень Ася не вышла на работу, на кафедре объявили о ее болезни. Через некотороевремя у девушки закончился срок аспирантуры, работу она не представила и былаотчислена. Захаркина никаких подробностей об Асе не знала, да они ее и не оченьинтересовали – Людмиле наконец-то выделили участок в Евстигнеевке, и оназанялась возведением дома.

Несмотря на полнейшее отсутствие в стране стройматериалов,люди каким-то образом ухитрялись достать необходимое, и очень скоро вЕвстигнеевке поселилось много коллег Захаркиной. В те далекие годы все другдруга знали, а клубом служил местный магазин, где вечно толпилась очередь.Иногда в лавку за покупками заруливала на своем «Запорожце» Акула, и тогда людирасступались, чтобы Царица беспрепятственно продефилировала к прилавку. Дажесмерть Матвея не пошатнула статус дамы. Более того, когда профессора не стало,сотрудники института начали жалеть Антонину. Все знали, как она любила мужа, идаже те, кто откровенно ненавидел Акулу, признавали: она идеальная жена.Впрочем, и Матвей Витальевич был редкостным мужем, слова «надо посоветоваться сТоней» люди слышали от него практически по любому поводу. Другого бы мужчинусочли подкаблучником, но ректор никогда не был тряпкой, а жена не вила из неговеревок. Фраза «Мой муж гений, ему нет равных» произносилась Антонинойнесколько раз в день. Похоже, супруги обожали друг друга. На одну из годовщинсвадьбы ректор подарил жене «Запорожец». Антонина получила права и сталастрастной автомобилисткой. Кстати говоря, у Матвея потом появилась возможностьприобрести «Волгу», но супруга отказалась.

– «Запорожец» мне дорог, – сказалаона, – это лучшая машина на свете. Если хочешь, сам езди на «Волге», а яостанусь со старым другом.

Так что Антонину нельзя всю мазать чернойкраской, ей были свойственны романтические чувства, она умела любить. Воттолько ее положительные эмоции не распространялись на подчиненных мужа.

Когда Матвей скончался, кое-кто в институте,потирая руки, начал ждать расправы над Акулой.

Но очень скоро злопыхатели испытали горькоеразочарование. Новый ректор приседал и кланялся при виде вдовы предшественника.Акула по-прежнему работала на кафедре и без ее одобрения ничего важного винституте не происходило.

К середине девяностых годов институт почтиразвалился, основная часть сотрудников разбежалась кто куда. Люди пытались неумереть с голоду, дипломированные биологи были никому не нужны, поэтому профессоравыживали, как могли. Один раз Захаркина заехала в Лужники, где располагалсякрупнейший по тем временам вещевой рынок, и увидела за прилавками сразунескольких своих бывших коллег, ставших теперь «челноками» и торговцами.

Сама Людмила перебралась на постоянноежительство в Евстигнеевку, а городскую квартиру сдала. Получаемых от съемщиковденег хватало на продукты, и преподавательница внезапно ощутила себясчастливой. Да, в стране голод и разруха, а по улицам Москвы периодически ходятдемонстрации и лязгают гусеницы танков, но Захаркиной-то очень хорошо! Она всюжизнь мечтала поселиться в деревне и наконец получила то, что хотела. Людмилаувлекалась траволечением и стала жить обособленно от людей. Но магазин ейпосещать приходилось, и один раз новоявленная сельская жительница сталасвидетельницей отвратительной сцены.

В тот день в сельпо завезли китайскую тушенку– неслыханный по голодным временам деликатес. Весть о консервах мгновенноразнеслась по деревне, и жители ринулись в торговую точку. Конечно же, уприлавка вытянулась очередь. Не успела продавщица проорать: «Банок мало, чтобывсем хватило, больше двух в одни руки не дам!» – как дверь распахнулась, и взал вошла Акула.

Не обращая ни малейшего внимания наприсутствующих, она приблизилась к прилавку и спокойно сказала:

– Валя, дайте мне пару ящиков тушенки.

Торговка опрометью кинулась в подсобку, вмагазине повисла напряженная тишина. Воздух сгустился до такой степени, чтоего, казалось, можно было резать ножом.

– Встаньте за мной, – вдруг подала голосИра Рюмкина, замыкавшая хвост очереди.

Акула не пошевелилась.

– Валентина, – не успокоиласьИрина, – напоминаем тебе, ты даешь по две банки в руки и своих приятельницне пропускаешь!

Продавщица грохнула на пол ящик с банками.

– Это же жена Матвея Витальевича, –жалобно произнесла она.