– Уж и не вспомню. Сейчас в поселке уКолосковой врагов нет. Ее считают милой, и вы разговор со слов «какая оназамечательная» начали. А я говорю – это ложь! Акула прикидывается. После тогокак ее бабы в магазине чуть было не разорвали, она скумекала: надо имиджменять, царицы теперь не в почете. Наверное, думает, все умерли, никто ничегоне помнит. Но я-то жива, в маразм не впала!

Я постаралась сохранить на лице улыбку. Да,многие люди считают, что совершенные в прошлом безобразия время хоронит быстро.Но вот парадокс – память о гадких поступках живет долго. То, что вы далиплемяннику денег на квартиру, забудется мгновенно, а если устроили на днерождения родственника скандал, обозвали его неблагодарной свиньей и разбили обпол сервиз, тут уж, будьте уверены, вы останетесь в семейной истории навечно.Фразы типа «В тот год, когда Анна Ивановна устроила безобразие на именинах, моямама вышла замуж» или «Май месяц того года, когда покойная Аня обхамила нашегоПетю, был очень жарким» станут повторять и после вашей смерти. Никто невоскликнет:

– Помилуйте, господа, да Петр самвиноват! Анна подарила ему немалую сумму на квартиру, а юноша не захотелотвезти благодетельницу в больницу, когда та сломала ногу!

Нет, никто не станет разбираться в ситуации,просто все запомнят скандал, который закатила Аня.

И мне не нужно выяснять, как вела себя Жозя вте годы, когда к ней приклеили клички Царица и Акула. Важно узнать иное: естьли сейчас в окружении старушки некто, пожелавший ей отомстить за прошлые обиды?

Почему я подумала, что мишенью преступникабыла Жозя, несмотря на то что из окна выпала Дана? Элементарно, Ватсон! УКолосковой никого нет. С Альбертом она поссорилась, не поддерживает с сыномникаких отношений. Правда, Андре очень любит бабушку, но внук проживает вИталии, он не вернется в Россию, не сумеет скрасить одиночество старухи. И ктоу нас остается? Правильно, Дана. Гарибальди стала для Жози роднее дочери, еслиона скончается, Колосковой придется жить без чьей-либо помощи. Альберт мать ксебе не возьмет, да она и сама не захочет переезжать к нему. И какое будущееждет постепенно выживающую из ума старушку? Она будет плакать в большомособняке, пытаясь справиться с домашним хозяйством. Я не знаю правды оматериальном положении Жози, но предполагаю, что пенсия у нее, как, впрочем, иу всех россиян, является жалкой подачкой, на которую просуществоватьпрактически невозможно. Значит, платить домработнице Жозя уже не сможет. И чтоее ждет впереди? Придет день, когда старушка откроет кран на газовой плите,собираясь сварить суп, и запамятует чиркнуть спичкой…

Так, кстати, погибла одна моя соседка,восьмидесятипятилетняя баба Леля. Хорошо хоть мой отец Ленинид, проходя мимо ееквартиры, унюхал запах газа и вызвал соответствующую службу, а то на воздухмогла взлететь вся многоэтажка! Дом спасли, но бабка-то умерла, надышавшисьгазом.

Я вздрогнула и тут же сообразила, что в случаес Жозей возможны разные варианты. Например, Альберт, как сын, имеет правооформить опеку над потерявшей дееспособность матерью. И живо сдаст Жозю впсихушку. Старуха очутится в грязной палате на шестерых, ей выделят железнуюкойку и полку в колченогой тумбочке, лишат любимых птичек…

Вот что задумал преступник! Ох как он будетрадоваться, зная о том, как заканчивает свой жизненный путь его врагиня. Нуубил бы мерзавец Жозю, и что? А так он обречет Колоскову на моральные ифизические мучения. Потому-то из окна выкинули именно Дану! Но Гарибальдивопреки всем прогнозам осталась жива. Следовательно…

Огромным усилием воли я удержала себя наместе. Попытка убить Дану завершилась неудачей, значит, негодяй долженповторить попытку. Сомнительно, что он полезет в реанимацию, она очень хорошоохраняется, постороннему туда не проникнуть. А вот когда Дану переведут вобычную палату, там особого контроля не будет.

Мне необходимо найти гада как можно скорее! Ксожалению, я потеряла драгоценное время зря, двигалась не в том направлении,искала злодея в окружении Даны, а он на самом деле связан с Жозей.

Попрощавшись с Людмилой Захаркиной, яотправилась в обратный путь. Чуть не упав пару раз на мокрой, скользкойдорожке, выбралась к центру цивилизации – деревенскому магазину, миновала входи толкнула соседнюю дверь с табличкой «Участковый».

В крохотном предбанничке стояли простаядеревянная вешалка и три обшарпанных стула. Кабинет Грибкова тоже не радовалглаз своим дизайном. Вероятно, его обставляли при царе Горохе, тут даже имелсятакой раритет, как стеклянный графин с водой. Он стоял на круглом подносе,рядом маячил перевернутый вверх дном граненый стакан.

– Долго же ты идешь, – заявил ГлебСергеевич, не опуская газеты, которая полностью загораживала его лицо, – ина этот раз не отвертишься. Свидетели безобразия имеются, я могу протоколоформить. Молчишь? С одной стороны, понятно, сказать тебе нечего. С другой…

– Ты с кем беседуешь? – прервала ямонолог представителя закона.

Грибков отложил таблоид.

– О! Явление! – с легким удивлениемвоскликнул он.

– Не ждал? – поинтересовалась я,садясь на жесткий стул.

Из сиденья торчал гвоздь, спинка, по моимощущениям, напоминала неоструганную деревяшку, и в комнате неприятно пахлосыростью.

– И че те надо? – нетерпеливоспросил участковый.

– Список жителей Евстигнеевки!

– Зачем?

– Для дела.

– Прав не имею показывать служебнуюинформацию посторонним, – нахмурился Глеб Сергеевич.

– Ты это серьезно? – усмехнулась я.

– Если более заявлений нет, то покиньпомещение, – каменным голосом произнес Казанова местного розлива, –сейчас сюда явится для допроса человек, подозреваемый в очень серьезномпреступлении!

– Посижу тихо в углу, полистаю картотеку.Или пошарю в компьютере, если сведения на электронном носителе. – Ясделала вид, что не расслышала последней фразы Глеба.

– Нахождение гражданского лица припроведении оперативно-допросных мероприятий является нарушением тайныследствия, – отчеканил Грибков.

– Оперативно-допросные мероприятия! Емкийоборот речи. Сам придумал или подсказал кто? – восхитилась я. –Хватит идиотничать! Мне необходимо взглянуть на учетные карточки, домовуюкнигу, картотеку прописки, извини, не знаю, как точно называется необходимыйдокумент.

– Вот наглость! – обозлился Грибков.

– Мне следует понимать последнюю фразукак «нет»?

– Да!