Грудь Уилла вновь сковало напряжением. У него возникло сильнейшее желание покинуть комнату, но он ощущал себя так, словно оказался под невидимыми пулями. На секунду раздался звук, напоминающий визг бензопилы, когда Джозефина электрическим ножом открыла бутылку, которую они купили в фирменном винном магазине. Она налила вино в большой бокал и поставила его напротив Дугласа. Он слегка повращал бокал и отодвинул его в сторону.

– Джо, к нам приходили из органов опеки?

Джозефина застыла, и Уилл почувствовал, что давление воздуха в комнате резко изменилось. Мать не то чтобы выглядела виноватой, но на мгновение он уловил ее растущий стыд. Впрочем, так же быстро он исчез, уступив место чистейшей обвиняющей ярости.

– Я говорила об этом еще вчера, Дуглас. Что с тобой не так? У тебя что, ранняя стадия Альцгеймера?

– Джо, думаю, я бы запомнил что-то столь важное, как…

– Нет! Извини, Дуглас. Это просто чушь собачья. Ты хорошо умеешь создать впечатление, что ты слушаешь, но если дело не касается тебя напрямую…

– Я бы сказал, что органы, которые стараются забрать моих детей, касаются меня…

– Ты только послушай себя! Ты холодный, ты эгоцентричный. Ты заставляешь нас чувствовать себя лишними большую часть времени. Ты стыдишь нас за то, что мы пытаемся быть ближе к тебе. Спроси у своего сына. Давай, Дуглас. Спроси, не боится ли он тебя. Уилл чувствует, что ты проявляешь к нему интерес только тогда, когда тебе что-то нужно. Он чувствует, что ты его даже не знаешь. Взять хотя бы тот раз, когда ты взял его на работу! Ты на весь день оставил его одного в своем кабинете. Ты оставил его одного за столом, когда вы поехали обедать.

Безгласный, прилагательное. Означает «немой».

Слезы текли по лицу Уилла: видимо, что-то из того, что она сказала, действительно было правдой.

Когда он наконец набрался смелости поднять глаза, отец уже вышел из комнаты, а может быть, и из дома. Его мать сидела у эркерного окна и пила вино из бокала Дугласа, листая каталог товаров для дома.

– Ну что, хлопья на ужин? – спросила она, едва отрываясь от страницы с чемоданами. Уилл не отозвался, и она посмотрела на него с ободряющей улыбкой и широко распахнула объятия.

– Дорогой, не переживай из-за него. Твоему отцу доставляет удовольствие заставлять других чувствовать себя сумасшедшими. – Облизнув палец, она перевернула страницу. Уилл калачиком свернулся у нее на коленях. – Правда, Уильям. Все эти слезы… Все же в порядке. Тебе не о чем беспокоиться. Я никогда не позволю твоему отцу сделать с тобой то, что он сделал с Роуз. А теперь скажи мне, что ты думаешь об этом чемодане на колесиках в спортивном стиле? Я тут подумала… если мы начнем подавать заявки в частные школы-интернаты, тебе действительно понадобится чемодан с монограммой.

Вайолет Херст

Когда медсестра сказала Вайолет, что ее хочет видеть подруга, она немедленно подумала об Эди. Комната для уединения, она же «тихая комната», была точно как в фильмах – абсолютно пустая, за исключением тонкого, как лепешка, матраса на полу. Глядя, как Эди ведут туда за локоть, Вайолет боялась, что ее подругу будут лечить кожаными ремнями и уколами транквилизаторов. Но Сара-певт заверила, что «тихая комната» – всего лишь место, где можно «укрыться от болезненных раздражителей» и «прожить сильные эмоции». Дверь в «тихую комнату» даже была приоткрыта, хотя Вайолет и остальным пациентам было запрещено заглядывать внутрь.

Но Вайолет ждала не Эди. В холле для посетителей сидела Имоджин со школьными учебниками Вайолет и коробкой конфет «Krause’s Chocolates» из фирменного магазина в Согертис. Имоджин выглядела неуместнее, чем когда-либо. Она теребила серебряную серьгу-кафф. Волосы радужных цветов рассыпались по спинке стула. Она изучала объявление, которое гласило: «ПРОСИМ ПОСЕТИТЕЛЕЙ МЫТЬ РУКИ ДО И ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ПАЦИЕНТОВ». Вайолет и ее подруги смеялись, что это похоже на знак «КОРМИТЬ ЖИВОТНЫХ ЗАПРЕЩЕНО».

– Черт возьми. – Индийские браслеты Имоджин зазвенели, когда она раскинула руки, чтобы обнять Вайолет. – Ты в порядке? Это жуткое место. Я всегда думала, что эти больницы похожи на рай из голливудских фильмов. Ну, помещения, где все белое и чистое. Но здесь просто… Думаю, у меня уже началось отравление асбестом.

Вайолет чувствовала, что у нее нет времени на смех. В ее голове уже роились вопросы, которые она хотела задать.

– Как ты сюда попала?

– Меня привез Финч. Он попросил извиниться перед тобой. Он просто не смог войти. – У Вайолет упало сердце. Имоджин с шумом выдохнула. – У него, знаешь… сложно с больницами.

– Знаю. Как она? – Вайолет не смогла заставить себя произнести имя Берил, словно это сделало бы ее диагноз еще более реальным.

– По-прежнему.

– А как ты?

– Честно говоря, мне уже не так грустно. Это жизнь. Я стараюсь перестать беспокоиться о том, что мама умирает. Мы просто проводим время вместе. Когда ей плохо, я утешаю ее. Когда мне плохо, она утешает меня. По крайней мере, у нее новый онколог. Он говорит, она самый здоровый больной, которого он когда-либо встречал.

У Вайолет потеплело внутри при мысли о Берил. Она, без сомнений, была первым человеком, которого ей хотелось увидеть, когда покинет Фоллкилл. Если она когда-нибудь покинет Фоллкилл.

– А как на ферме Деккеров?

– Странно. Финч сказал, вчера после закрытия там были копы. Много копов. Миссис Ди не скажет почему.

Имоджин сняла крышку с коробки и показала набор их любимых сортов с лимонной цедрой и соленой карамелью. Вайолет, отказываясь, покачала головой.

– Знаешь, я по-прежнему не понимаю, что произошло, – сказала Имоджин. – Жена брата Джаспера сказала, что видела твою маму и брата в игровой группе в Розендейле, и твоя мама все приуменьшала, рассказывая всем, что Уилл просто случайно поранил руку на кухне.

– Ты знаешь имена тех, кто там был? А Джаспер их знает? Они могут поручиться за меня? Ты же знаешь, что я этого не делала, правда? Ты веришь мне? Все отказываются воспринимать меня всерьез.

– Разумеется… Ты и мухи не обидишь, даже если накачаешься ЛСД под завязку.

Вайолет вздохнула.

– Мне кажется, возможны три варианта. Уилл поранился сам; его поранила мама; или это сделала Роуз.

– Роуз? – Имоджин вскинула бровь.

– Думаю, я видела ее в доме тем вечером.

– Вайолет, мы были под кайфом. Я думаю, я видела бога, и он выглядел как Билл Мюррей. Зачем бы Роуз стала возвращаться?

– Потому что она злится. Или потому, что ей что-нибудь нужно. Или потому, что это она несет ответственность за все то дерьмо, что происходит в нашем доме. Сначала я думала, что это мать пытается меня подставить, но время, когда все происходило… Я начинаю думать, что это Роуз поцарапала машину и оторвала свои изображения на семейных фотографиях. – Вайолет развернула конверты, которые держала в кармане джинсов.