с полей сражений, когда он пересказывал страшные истории о сожжённых воинами «Короны» хуторах и деревнях, когда пугал «Мясником из Арка» и всеми безумствами Либры, с которыми спелись её «друзья» и поняла, когда её тысячелетние союзники отправили за ней убийц.

– А ты сама… как думаешь? – выдернул из размышлений её Сигизмунд.

– Я считаю, что хаос – это свобода… наших мыслей и идей. Шесть догматов… я их не признаю и презираю. В тот день, когда «Весы» отправили своих убийц за мной я отреклась от… «Кузенов», – с толикой омерзения закончила девушка, вспомнив, как она сражалась в холодных застенках тюрьмы Даль’Галар, как убийцы миновали все степени защиты и пробрались к ней в камеру… но они не ожидали встретить отпор от с виду хрупкой девушки, встретившись с воплощённой яростью севера. Охранники были сильно удивлены, когда прибежали по тревоге, но нашли три истерзанных трупа неудачливых мастеров тени и скрытого клинка.

Кайль оказалась в гавани. Её лёгкие заполнил прохладный свежий воздух, отдающий морской солью. Глаза с толикой восхищения смотрели на покачивающиеся корабли и внимательно рассматривали символику. Сигизмунд прикоснулся к ладони Кайль и потянул её вперёд, где возвышалась небольшая стела, установленная в честь строителей сего города. Девушка не могла не заметить такого жеста инквизитора… и тут же списала его на машинальное движение, не более того.

– Фермерский берег… красивое место, – радостно выдохнула дама, а её бледное лицо немного налилось румянцем. – Сколько я не видела его… я ведь помню это место, когда здесь были просторные изумрудные поля, чисто девственные и не тронутые. И жили здесь местные племена коренных эндеральцев. Но сейчас… он действительно стал прекрасен, – взирая на тёмно-синее, посыпанное серебром и золотом небо, твердит Кайль.

– Я знаю… Селене и ребятишкам тут понравилось бы… мы всю жизнь провели в селе и такой большой город произвёл бы на них впечатление уж точно.

– Твоя семья… почему ты так много о ней думаешь и рассказываешь? Разве… для тебя это всё ещё играет значение? Почему даже после стольких лет ты о них думаешь, Сигизмунд? – дама посмотрела вокруг и утончённой рукой показала на пару прекрасных молодых дев, гуляющих по гавани. – Посмотри вокруг и увидь – сколько же возможностей в любви тебя ждёт. Мне обидно, что ты даже не обратил внимание на такое сокровище, как я, – с иронией сказала она. – Хотя пару твоих помощников заглядываются на меня.

– Тогда я поговорю с ними, чтобы они больше проводили времени в молитве и посте. А что касается семьи… всегда, Кайль. Мы… люди, лишённые даропроклятия вечной жизни, думаем о тех, кого потеряли. Посланные Творцом, они врезаются в наши скоротечные жизни, – оскомину горечи услышала Кайль в его словах, отчего её сердце тоже ощутило хандру печали. – За себя ручаюсь. Не прошло и дня, когда я не молился об их покое. Пойми, для меня они стали светом в жизни, серой как небеса над Тальгаардом. Разве у тебя у самой такого никогда не было?

Этот вопрос заставил её задуматься. Несколько тысяч лет существования обозначены лишь боями, сражениями, изысканиями в далёком замке в северном море, философствованиями и размышлениями о хаосе. В последний раз душу терзала тяга к другому человеку нескончаемые века назад и больше напоминает сон, отдалённые и практически забытые грёзы. А сами чувства притупились, сделав её похожей на воплощение холодного севера.

– Буду честна… я уже не помню, – один взгляд на гуляющих возлюбленных кольнул душу Кайль, она тоже желала бы почувствовать нечто подобное, хотела бы оказаться нужной и желанной, но тысячелетия борьбы отчасти перековали её дух, сделав прохладным ко всякой ласке.

Они встали возле стелы. Кайль посмотрела назад, находя город весьма удивительным. Здесь она встретила всё – и жизнь простых людей, а пару ссор, и гарцующих рыцарей. Девушка увидела главное – убавление больного фанатизма и нетерпимости, а Святой орден, отравлявший жизнь людей и аэтерна, теперь низведён до организации по защите обычного населения, а власть принадлежит государствам. Память о тех, против кого она сражалась рождает вопрос:

– Каково это место было ещё пару лет назад?

– Во времена Святого Ордена это был один из самых богатых регионов, – позевав, заговорил парень. – Правил здесь Наместник Провинции при совете, состоящим из самых зажиточных крестьян и держателей земли. Самой значимой фигурой здесь был лендлорд Борек, который и возглавлял совет.

– Это тот, который сейчас барон?

– Именно он. В те времена не Святой орден держал все экономические потоки, а Борек. Он раздавал земли в найм и ренту, он и его совет собирал весь натуральный налог.

– И чем же занимался этот «совет»?

– Совет занимался внутренними делами крестьян и землевладельцев, содержал наёмников и частную охрану, организовывал сбор урожая и добычу морепродуктов, а также вкладывал деньги в добычу руд из гор на востоке. А также заключал торговые договора и придерживался крепких связей с Золотым серпом, – Сигизмунд углубился в память, цепляясь за кусочки истории, усвоенной из рассказов путешественников и вспоминая что этот прекрасный край пшеницы, ржи и моря овощей богат и рудой, и гранича с морем имеет широкий доступ к рыбе и жемчугу.

– А чем тогда занимался Святой Орден?

– Соблюдением религиозной жизни, поддержание лояльности населения и преследование инакомыслящих.

– Я помню, как мельком была здесь… во время одного из заданий… я видела десяток казнённых людей. Как рассказали мои проводники – их повесили за поклонение идолам, которым некогда кланялись первобытные люди Эндерала.

– Ты видела то… расскажи, какова была встреча?

– Вассалы Мальфаса устроились практически в центре Эндерала, потом основали Арк, а затем стали постепенно вытеснять коренное население. Поэзия книги «Путь» не расскажет о сотнях лет резервации, о том, как проникая на север, восток и запад колонизаторы во имя Мальфаса вырезали целые деревни. Лишь дикари северных гор – те немногие, которые выжили после чисток Святого Ордена.

Сигизмунд ничего не ответил. Он принял это за истину, зная, что старый Орден не отличался избирательностью и милосердностью методов.

– Интересно, чем сейчас занимается сам Теалор Арантеаль. Помнишь, как ты и некий ассасин настигли меня в той крепости?

– Помню, – улыбнулся инквизитор. – Единый нас свёл в схватке, а потом спас. Старик Арантеаль наверняка сейчас празднует победу и напивается.

Если бы Арантеаль услышал, какое действие ему приписал инквизитор, то весьма рассмеялся бы. Но не в его положении предаваться смеху или радости, ибо ныне он попал в перепетию политики и эшафота прежних деяний. Кающийся за смерть сына, стремящийся исправить ошибку светоча, он готов броситься в горнило битв, лишь бы исправить положение. Тот Эндерал, который