– Да-да, – оживиласьМарина, – я порой поражаюсь: есть женщины с ТАКИМИ носами, что хоть стой,хоть падай! Однако ни о каких пластических операциях они не помышляют, задираютсвой шнобель повыше – и вперед! Правильно говорят: наглость – второе счастье.

– Это не наглость, это любовь к себе.Они считают себя красавицами и плевать хотели на тех, кто думает иначе.Понимаете?

Она тяжко вздохнула:

– Не знаю, может, вы и правы. Ателефончик врача не подскажете?

Я порылась в записной книжке и нашла координатыпсихотерапевта, с которым однажды делала интервью для женского журнала. Мнеэтот дядечка показался очень толковым. По крайней мере меня он раскусил заполминуты. И абсолютно не удивился, что я обещала написать статью за одинвечер, а сама тянула с ней месяц. По-моему, для него было бы просто ударом попрофессиональному самолюбию, если бы я оказалась ответственной иорганизованной.

Ой! Я же совсем забыла! Инга Занимонецсрочно вытребовала у меня интервью с Беллой Поповой для своего «Ню», и я отдалаей практически сырой материал. Вообще-то я стараюсь проверять информацию всвоих статьях, но с этим расследованием совсем замоталась. Нет, то, чтоговорила певица, у меня сомнения не вызывает, смущает только гавайская жаба.Надо бы все-таки уточнить, что это за зверь такой... Поговорю-ка я соспециалистом. Исключительно для очистки совести.

Распрощавшись с Мариной Кирьяновой, я навсех парусах помчалась домой, к телефону.

Был у меня в жизни такой период, когда яподрабатывала в зоологической газете. Консультантом там числился докторбиологических наук Вилли Рэмович Коровкин. Отличный дядька, бодрячок-пенсионер,знал о животных все и, что немаловажно, мог рассказать это в доступной длядилетантов форме. Мы с ним работали в паре: он говорил, а я записывала. Янабрала телефон Коровкина.

Узнав, что мне нужна информация огавайской жабе, Вилли Рэмович радостно сообщил:

– Нет такого земноводного!

– Как нет? – обомлела я. –Я же о ней слышала!

– Вот именно что слышала, потому чтоэто такое образное выражение, ну вроде «кузькиной матери».

Пока я приходила в себя, Коровкинвоспользовался случаем, чтобы блеснуть эрудицией:

– Тут вообще интересная историяприключилась. В одна тысяча девятьсот тридцать пятом году в Австралию сГавайских островов завезли сто одну тростниковую жабу, по-латыни она называетсяBufo marinus. Цель была чисто практическая: с помощью жаб собирались бороться сжучками, пожиравшими сахарный тростник. Однако вскоре выяснилось, что жабы не всостоянии допрыгнуть до верхушек стеблей, где сидели жучки. Но зато в Австралииу Bufo marinus развились более длинные ноги, которые помогают им быстреепередвигаться и расширять свою территорию примерно на сорок километров в год. Витоге популяция жаб вышла из-под контроля и сегодня насчитывает более двухсотмиллионов особей. Они буквально кишат по всей стране. Дошло до того, что набитву с жабами вышли простые австралийцы – кто с клюшкой для гольфа, кто спневматическим ружьем. Жаб ловят в пластиковые пакеты и капканы, но толку отэтого чуть. Сейчас вроде бы собираются бороться с земноводными с помощьюпрофессиональной армии.

Слушая зоолога, я потихонькууспокаивалась. Да ничего страшного не произошло! Подумаешь, ошиблась в названиижабы – с кем не бывает? Никто и не заметит. Вряд ли кто из простых читателейзахочет приобрести «гавайскую жабу» в личное пользование.

– Ситуация осложняется тем, чтотростниковые жабы ядовиты, – продолжал Вилли Рэмович. – У них наплечах есть шишечки, наполненные ядом, – так этот яд способен парализоватьсобаку! В австралийских музеях можно увидеть змей с жабой в пасти, которыеотравились, еще не успев проглотить добычу. Ядовитыми кожными выделениямитростниковой жабы индейцы смазывали наконечники своих стрел.

Вот ужас-то! И дернул же меня черт написатьпро гавайскую жабу! Наскоро поблагодарив зоолога, я позвонила Инге Занимонец.

– Ингуся, – виновато завелая, – я по поводу моей статьи о Поповой...

– Все замечательно, – перебиламеня Занимонец, – она уже в финской типографии. Выйдет через два дня.

– Ты же говорила, что только черезмесяц!

– Так решил главный редактор. Кактолько узнал о гавайской жабе, сказал: срочно в номер! И кстати, сам захотелиметь дома такую же. Не знаешь, где ее можно купить?

– Без понятия.

Слава богу, негде взять Bufo marinus вМоскве, просто негде! Конечно, скоро откроется, что я врушка. Зато мое враньеобойдется без человеческих жертв.

Чтобы поправить пошатнувшееся душевноеравновесие, я заглянула в холодильник. Там обнаружился заплесневевший кусоксыра и пакет с зеленым салатом.

Сыр я смолотила за секунду. Потом, тяжковздохнув, принялась шинковать салат. Может, если добавить чуть-чуть соли имасла, это будет съедобно?

Первая ложка пошла на ура. Хм, а ничего,даже вкусно! Вторую ложку я запихнула в себя, приговаривая: «Надо, Люся, надо!»Третья – встала в горле комом.

Я не могу это есть. Это омерзительно. Мнеплохо. Я ненавижу салат. Я хочу торт со взбитыми сливками, прямо сейчас. Япродам душу за лоток оливье. За сковородку жареной картошки с грибами я выдамвсе государственные тайны, какие знаю. А если не знаю, то придумаю.

Непонятно, чего ради я страдаю? Ведь однимпохудением мне не обойтись. Чтобы стать красавицей, надо каждый день понескольку часов проводить в салоне красоты. Регулярно бывать у парикмахера. Тридня в неделю ходить на шейпинг. А также в бассейн, солярий и к визажисту. Да, иеще шляться по магазинам в поисках косметики и тряпок! А жить-то когда?!

Люся, вот скажи, ты готова угробить навнешность полжизни? Да упаси Боже! Может, тогда не стоит и начинать?

Я вспомнила, как вдалбливала в МаринуКирьянову мысль: себя надо любить в любом виде. А сама-то я? Вечно живу соглядкой на окружающих. Вот и сейчас собралась худеть не потому, что мне самойэтого хочется, не ради здоровья, а из-за кучки каких-то незнакомых людей,которые решили, что 102 кг – это много. Кстати, 200 лет назад это было в самыйраз. А может, еще через 200 лет этого будет мало? А я, значит, только и успевайподстраиваться под норму?

Я выкинула ненавистный салат в мусорку,пошла в супермаркет и купила потрясающий, ну просто волшебный зефир в шоколаде.И еще мармелад «Лимонные дольки». Ну и поскольку Бог троицу любит, еще пончикис джемом. Сущую ерунду, всего-навсего десять штук.

Все это было с наслаждением со-жра-но, непобоюсь этого слова. И плевать мне на чье-то мнение! Отныне буду придерживатьсятакого правила: если твое отражение уже не помещается в ширину зеркала, простоповесь его поперек.

Все-таки сладости благотворно влияют намозговую деятельность. Когда я ела салат, ничего путного мне в голову неприходило. А после зефира в шоколаде вдруг осенило: да ведь я дура!