Маэстро отдал палку своим сикарио и, прихрамывая, пересёк внутренний двор, направляясь к лестнице. Его куртка осталась в лодке, но даже в простой серой рубахе и потёртых штанах он всё равно выглядел как патриций: осанка, уверенность, повелительные жесты…

Миа следовала за ним, не зная, как попрощаться. Судя по мрачной хромоте маэстро, лучше всего для неё будет убраться домой как можно скорее и как можно незаметнее. То, что от неё требуется, она выполнила, ей лишь нужно захватить свою сумку с шаром и картами.

— Монна Джованна покажет вашу комнату. Ужин в восемь, — бросил маэстро, не оборачиваясь, и с усилием взялся за перила — было видно, прогулка без трости далась ему с трудом, несмотря на то, что он и старался идти непринуждённо.

Ужин из двенадцати блюд и по слуге на каждую тарелку? Ну уж нет! Второй раз она не потерпит этой публичной порки!

— Я не голодна, — твёрдо ответила Миа, и едва не налетела на маэстро, внезапно остановившегося на нижней ступеньке.

Он обернулся и посмотрел на неё сверху вниз так… как он обычно смотрел, если ответ его не устраивал.

— Вы на меня обиделись? — он прислонился плечом к стене, перегораживая лестницу, и скрестил руки на груди.

Вверху, на галерее, статуей порицания застыла монна Джованна, а позади Дамианы из ниоткуда появился мессер Оттавио. Они явно слушали их разговор, но маэстро, видимо, не считал слуг за людей, а может быть ему было безразлично, что именно они услышат.

— Я не голодна, говорю же, — ответила Миа, вздёрнув подбородок.

— Ну, хорошо. Пожалуй, я был немного резок. Но вы виноваты сами: утром я вас просил не лезть в мою жизнь, но вы не послушались, — ответил маэстро назидательно.

— Вы тоже обещали мне не смотреть на меня вот так! — парировала Миа.

— Как это «вот так»?

— Как будто собираетесь наколоть меня на булавку и засунуть в банку, как тех лягушек в вашем кабинете! — выпалила Миа.

— Вам не нравится мой исследовательский взгляд? — спросил маэстро с усмешкой и его лицо немного смягчилось.

— Мне не нравится само слово «исследовательский». Я не хочу, чтобы меня исследовали! И вообще, я же сказала, что не голодна!

— Ещё как голодны, судя по тому, как вы злитесь, — голос маэстро внезапно стал мягким.

— Я не злюсь. Если позволите, я бы просто хотела попасть домой. Я возьму сумку и уйду.

— Вы хотите уйти? — спросил маэстро таким тоном, будто она попросила сбросить её с крыши. — В вашу разграбленную лавку?

— Ну да.

— Если я правильно понял, вы собрались идти ночью… одна, по этой темноте… по улицам, по которым разгуливает сумасшедший доктор с хирургическим ножом… тот самый, который убивает одиноких девушек… с вашим цветом волос? — он говорил негромко, делая многозначительные паузы во фразах. — Потом он выпускает им кровь… раздевает… раскладывает на площадях… Кажется, зря я похвалил вашу везучесть. Или вы хотите проверить вашу поговорку про дураков и удачу на себе? Мне бы не хотелось рассматривать ещё ваш труп, лежащий в лепестках на одной из кампо.

Он смотрел на нее, не мигая, и его синие глаза сейчас стали совсем тёмными. У них вообще было какое-то удивительное свойство пригвождать человека к земле, будто гипнотизируя его. Когда маэстро смотрел вот так, не мигая, его лицо оставалось неподвижным и бесстрастным, даже когда он говорил такие ужасные вещи. И только по голосу можно было понять, что при этом он над ней насмехается.

И хотя раньше она не боялась ходить ночью одна: в гетто привыкаешь ко всему, и для таких случаев у неё с собой в сумке всегда был кривой цверрский нож, но внезапно поняла, что маэстро прав. Против доктора-убийцы у неё вряд ли получится выстоять даже с ножом. Миа вспомнила тот ужас, что нахлынул на неё в леднике на острове Мурано, удушающую тьму, и от мысли о путешествии пешком на рива дель Карбон, у неё даже мороз пошёл по коже.

— Ну… я подумала… может быть, вы дадите мне лодку? И… Или Пабло меня отвезёт? — она произнесла это как-то неуверенно, понимая, что с одной стороны это довольно нагло, но с другой — не сама же она сюда пришла!

— Не дам, — коротко ответил маэстро, и Миа снова заметила на его лице эту странную улыбку, когда понять, что человек улыбается, можно только по глазам. — А то вы ещё снова сбежите к своим сородичам в дебри Марджалетты, а мне потом вас искать. Вы ещё не отработали шестьсот дукатов, монна Росси. Зато я уже потратил три дня на то, чтобы обыскать все злачные места в поисках вас.

Он искал её три дня?!

— Прошу вас, монна Росси, — он отступил к стене и указал рукой наверх: — Монна Джованна, отведите нашу гостью в приготовленную комнату, ей нужно смыть угольную пыль и привести себя в порядок.

Миа посмотрела сначала на него, не зная, что и сказать, а затем на свои грязные ладони, оглянулась, и, видя, что у входных дверей, словно псы в ожидании команды, застыли Вито и Маттео, молча направилась вверх по лестнице. Кажется, спорить тут вообще бессмысленно.

— Ужин в восемь, Дамиана. Не опаздывайте, — произнёс маэстро, когда она проходила мимо него.

Дамиана?! Он назвал её по имени? Что за небывалые дела!

И уже поднявшись на галерею, она услышала, как он отдал распоряжение экономке:

— Накройте стол на террасе. И пришлите только Луку.

— Да, синьор, — монна Джованна коротко присела и, окатив Дамиану холодным взглядом, велела следовать за ней.

На этот раз её отвели на третий этаж палаццо, но в другое крыло, и всю дорогу экономка бормотала, что это верх безрассудства — селить какую-то цверру на этаже синьоров. И по её недовольству Миа поняла, что её пустили в святая святых — на третьем этаже находились покои хозяев. Она шла по галерее, разглядывая мраморные колонны и фрески на стенах, расписные потолки и витражи, и думала о том, за что ей оказана такая честь?

Монна Джованна отперла резные голубые двери, Миа шагнула вслед за ней в большую комнату и застыла на пороге в изумлении.

Два окна от пола до потолка и между ними огромная кровать, а напротив большой камин, с двух сторон охраняемый мраморными львами. На стене, в изголовье кровати, парят рисованные пухлые ангелочки среди белоснежных облаков. И с огромной картины в простенке на них грустно взирает мадонна с младенцем. Над кроватью висит балдахин из голубого шёлка, обшитый по краю серебристой бахромой, и гора подушек, украшенных вышивкой, возвышается на покрывале, как трон.

Изящная резная мебель, позолота, глубокие кресла, обитые светлым бархатом, гардеробный шкаф и вовсе настоящее произведение искусства. И рядом с ним, на тяжёлой деревянной раме большое зеркало в полный рост. Зеркало, которое стоит целое состояние!

Миа даже дар речи потеряла.

На мозаичном полу лежал синий арцийский ковёр с густым ворсом, на который ей даже страшно было наступить.