доспехов, так что они обнажили мечи и ранили друг друга. Возмущенный Кортес заковал обоих в кандалы и поместил их в комнату рядом с покоями Монтесумы. Встревоженный доносившимися оттуда стонами, правитель попросил Кортеса проявить милосердие. Вскоре после этого инцидента Монтесума сообщил Кортесу, что он наконец-то смог пообщаться со своими богами, которые в последнее время хранили странное молчание. Теперь они говорили ему, что его долг – вести войну с испанцами, поскольку они явно оказались ворами, нарушившими равновесие в мироздании тем, что заключили в тюрьму вождей мешика и навязывали им своих богов, не считаясь с местными божествами[493].

Столь радикальная перемена в настрое Монтесумы, несомненно, была во многом связана с ацтекским церемониальным календарем. Стояла середина марта 1520 г., а 14 февраля первый год тростника уступил место второму году кремня, и вместо подношений Кецалькоатлю теперь полагалось месяц задабривать бога дождя Тлалока, посвятив ему череду празднеств, во время которых в жертву приносили маленьких детей. Затем начинался месяц тлакашипеуалицтли, который длился с 6 по 25 марта. Буквально его название переводится как «свежевание людей», а иллюстрацией к этому месяцу в раннем кодексе служил облаченный в тунику из содранной человеческой кожи бог Шипе-Тотек (в переводе «наш господин со снятой кожей») с высунутым языком. Именно в это время проводились некоторые из самых сложных церемоний года, в том числе гладиаторские состязания и ношение содранной человеческой кожи, снятой с принесенных в жертву людей, которые взяли на себя роль воплощения богов. Самому Монтесуме тоже полагалось носить такую человеческую кожу[494]. Отсутствие тлатоани на столь важном мероприятии было немыслимым делом.

Кроме того, Монтесума явно испытывал давление своих приближенных из высшей знати. К этому времени они явно насмотрелись на безобразные ссоры между кастильцами и начали задаваться вопросом, сколько им еще терпеть чужаков, не говоря уже о том, чтобы кормить их. Даже по меркам Теночтитлана размещение армии из нескольких сотен испанцев и более 2000 союзников из числа туземцев отнимало огромные ресурсы. Более того, к этому времени Монтесума получил информацию о новой ситуации на побережье Мексиканского залива, которую он решил как можно дольше держать в секрете от кастильцев. Там пристал большой испанский флот, командующий которым называл себя верным подданным Карла V и передавал Монтесуме, что ему поручена миссия освободить тлатоани из-под власти Кортеса, который на самом деле являлся мятежником и преступником[495].

Вскоре об этом узнал и Кортес. Несмотря на то что правитель ацтеков находился в его руках, он не был так хорошо информирован, как Монтесума, который использовал эти новости в качестве рычага, чтобы убедить Кортеса как можно скорее покинуть Теночтитлан, предлагая тому любую помощь, которая может ему понадобиться для этой цели[496]. Стремясь выиграть время, Кортес отправил на побережье своего капеллана с письмом, в котором требовал раскрыть личности вновь прибывших и уточнить, действовали ли они как «естественные вассалы» Карла V. Если они таковыми не являлись, то он был просто обязан обращаться с ними как с врагами своего «короля и повелителя», взяв их в плен и перебив «как незваных пришельцев»[497]. К этому времени посланцы с прибывших кораблей достигли недавно основанного Кортесом города Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус. Они объявили городскому губернатору Гонсало де Сандовалю, что флот под командованием Панфило де Нарваэса был отправлен главным врагом Кортеса, губернатором Кубы Диего Веласкесом. Веласкес назначил Нарваэса генерал-капитаном этого края, и, без обиняков добавили посланцы, Сандовалю в своих собственных интересах следовало немедленно сдаться. Но Сандоваль не дал им спуску, ответив, что обращение к нему в подобном тоне заслуживает порки, поскольку на этих землях был только один генерал-капитан и его звали Эрнан Кортес. Без лишних рассуждений Сандоваль приказал арестовать посланцев и отправить их под стражей в Теночтитлан[498].

Когда они были туда доставлены, Кортес мог позволить себе проявить великодушие. Не преминув воспользоваться тем, что завораживающий вид столицы ацтеков потряс пленников, он освободил их, а затем организовал в их честь праздник, на котором рассыпался в извинениях за действия Сандоваля, после чего разместил их в роскошных покоях, и вскоре «все сии львы рыкающие стали послушнее ягнят»[499]. Кортес также много узнал о Нарваэсе и его армии. Экспедиция, состоявшая из одиннадцати кораблей и семи бригантин, покинула Кубу 5 марта 1520 г. Среди 1000 человек было около девяти десятков всадников, 80 аркебузиров и 120 арбалетчиков[500]. Однако Кортеса успокоило то, что Нарваэс не контролировал своих людей; хуже того, он вызвал недовольство многих из них, не сумев справедливо поделить щедрые дары, которые он получил от семпоуальтеков сразу после высадки. В частности, он поссорился с Лукасом Васкесом де Айльоном, судьей, которого расположенный в Санто-Доминго суд направил для предотвращения любых возможных трений между Нарваэсом и Кортесом. Это, конечно, никак не соответствовало намерениям губернатора Кубы, который стремился вызвать как можно больше таких трений, так что Нарваэс открыто игнорировал Васкеса де Айльона. Судья расценил эту вопиющую непочтительность как оскорбление колониальных властей Санто-Доминго и в ответ начал благосклонно отзываться о Кортесе, даже отправив ему письмо, в котором выражал свою поддержку[501].

Через несколько дней Кортес почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы отправить посланцев обратно к Нарваэсу в сопровождении слуги и кобылы, груженной подаренным золотом[502]. Вместе с ними Кортес отослал Нарваэсу письмо, в котором выразил радость по поводу прибытия старого друга, а также некоторое удивление тем, что у того не хватило такта, чтобы связаться с ним напрямую. Кортес также высказал обеспокоенность тем, что Нарваэс называл себя генерал-капитаном и даже назначил магистратов и советников. Разве он не знал, что эта земля уже формально усмирена и является законным владением Карла V? Кортес так и не получил ответа. Вместо этого он вскоре узнал, что тотонаки, включая правителя Семпоуаллана Тлакочкалькатля, которого Кортес считал своим главным союзником, встали на сторону Нарваэса. Теперь единственным выходом для него было немедленно отправиться на побережье и лично встретиться со своим «старым другом»[503].

И здесь Кортес принял одно из самых неудачных решений всей кампании, передав оставшихся людей под командование Педро де Альварадо, которому была доверена важнейшая задача удерживать Монтесуму в плену. В начале мая Кортес отправился к побережью, взяв с собой примерно 80 человек. В Чололлане к нему присоединились еще 260 человек под командованием Родриго Рангеля и Хуана Веласкеса де Леона, посланных туда ранее на поиски золота. Всех сомневающихся он увлекал за собой обещаниями золота и характерной для него убежденностью, что верность Карлу V превыше всего. Когда он получил от своего старого кубинского знакомого Андреаса де Дуэро письмо, в котором тот предупреждал, что Кортес ведет своих людей на бойню, он приказал зачитать его вслух. Затем он попросил своих капитанов предлагать варианты дальнейших действий. Как Кортес и ожидал, они ответили, что сделают то, что он сам сочтет наиболее правильным[504]. Заручившись их поддержкой, Кортес произнес одну из своих самых запоминающихся речей. Он напомнил всем, что готов был без сомнений вернуться на Кубу, как только были выполнены инструкции, которые дал ему Веласкес; но именно его капитаны – ныне члены городского совета Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус – убедили его основать город и затем торжественно назначили его генерал-капитаном до тех пор, пока сам Карл не сможет принять решение по этому вопросу. Именно поэтому, пока государь не высказался, все остальное нужно было приравнивать к государственной измене[505].

Кортес никогда не отступал от этого довода. Спустя годы он утверждал, что Нарваэс так и не предъявил ему никаких документов, которые можно было бы истолковать как волю короля по этому поводу. А если бы Кортес их увидел, то, конечно, он «был бы вынужден повиноваться им и повиновался бы им, как исходящим от короля, нашего господина». Все слова тут тщательно подобраны. Кортес