деньги для них – это все. Но Плотников умел рисоваться и делал похожие «па» не только передо мною…

– Да разве мало денег в новое помещение уйдет? – уговаривал я Велиара. А Аркаша, на самом деле, получил только что от министерства в свои грязные руки и помыслы весь комплекс освободившейся заводской медсанчасти. Дел там было невпроворот: крыши, двери, окна… Кузьмич еще пошутил над ним в свое время:

– Ну, я думаю, ты-то найдешь средства, как все восстановить!

Он недолго колебался, чтобы начать брать у меня деньги из рук в руки. И ручеек ему будет нравиться, пока он не станет уже воровать миллионами. Но он продолжал думать, что он не ворует, а просто берет. И тут ему пришла в голову от кого-то услышанная фраза, что все гениальное – просто. И он некорректно стал перекладывать ее на себя, на свои поступки. А если так, то зачем ему бояться, ведь даже Кузьмич разрешает изыскивать средства на восстановление зданий и территории медсанчасти, теперь уже для областной судебной экспертизы. Недавно он подогнал министру здравоохранения дорогой внедорожник, купленный на деньги от ритуальных услуг. А тот не отказался. Ракова об их махинациях знала. Но министр Стрючиков Виктор Павлович никого ни в одном месте не чуял. Последний раз, напрямую, тремя известными буквами из русского мата обозначил свое отношение к прокурору. И подумал Пупок, чего же ему-то бояться – с меня деньги брать, не путает ли он божью коровку со сраным навозным жучком в моем лице. Куда мне угнаться за ними в этом марафоне…

– Я ведь главным экспертом собирался стать! – возьми я и пошути, что Плотников перешел мне дорогу.

– Ты? Никогда! Такие сюда не попадают! Таких, Сергей Петрович, не берут в космонавты!

Что он имел в виду? То ли о своих связях хотел намекнуть, то ли о разном у нас с ним ай-кью – я не понял. И имел право обидеться, вроде по уму не отставал, а стаж точно больше…

Министр здравоохранения ходил у Кузьмича в любимчиках. Плотников тоже думал и мечтал о таком. Но считал, что идет и так в правильном направлении, по стрелке компаса удачи. Стрючиков долгое время руководил районной больницей, недалеко от областного центра, всего в 60-ти километрах, считай, почти в Пензе. Каменский район. В одной из деревень жила мать Василия Кузьмича, Пелагея Степановна, добрейшей души человек. Она воспитала ни одного, а сразу трех лесников. Васенька был самым младшим. Она его и любила больше всех.

Хитрый Виктор Павлович сразу смекнул, где его судьба. От матери Кузьмича не вылезал. Надо, клал к себе в больницу. Сам уколы колол, ставил банки, горчичники и даже клизму.

– Мы, Пелагея Степановна, не мужчины. Мы – врачи! – приговаривал он, когда она начинала стесняться. Как-то он умудрился послушать фонендоскопом ей коленку, которая у нее сильно болела и скрипела. – Возить на МРТ не надо, так слышу – артрит!

– Да ты, Виктор Павлович, мог бы большим врачом стать, а все в районе сидишь! – так говорила ему мать Кузьмича. А перед смертью попросит Васю, младшенького своего: – Ты уж Виктора Павловича не обидь! Не отходил ведь от меня! Лечил старуху. Да видно время подошло!

У сына слезы на глаза навернулись, и он даже руку Виктору Павловичу пожал и скупо подтвердил:

– Не обижу! Приезжай! Прямо ко мне! В кабинет сразу заходи!

Так вот и станет нерасторопный, медлительный Виктор Павлович министром. Будет любить носить очки со светофильтрами – у него почти черные были линзы. А без очков видел плохо. Кузьмич однажды не выдержал и высказал ему:

– Что ты на себя нацепил… как кот Базилио! Раньше таким не был! Люди глаз твоих не видят, руководитель не должен быть закрытым…

Виктор Павлович при подчиненных много матерился. Хорошо и складно говорить не умел, а министром хотелось выглядеть умным. Через два года проворуется, и Кузьмич отправит его в Самару. Потом обратно заберет, только из-за памяти к своей матери. Помнил ее наказ, любил и часто вспоминал о ней.

– Я тебя услышал! – станет расхожим выражение у Пупка. Означать оно будет как положительное, так и отрицательное решение с его стороны. Понять можно было по его интонации. И мне он одному давал добро, как я понял по этой фразе, возить и сдавать деньги не в кассу, а ему в карман. И я все недоумевал – остальные догадывались или нет, что ходят под статьей… По таким причинам ушел с работы эксперт в Каменке, уличенный врачом патологоанатомом. Она растрезвонила по всей области о незаконных денежных операциях коллеги по цеху. Я обо всем знал, потому что Плотников планировал перевести меня работать в скандальный район для борьбы с патологоанатомом. Меня до некоторой степени устраивало, я хотел покинуть родной город из-за Гнуса, который построил частный морг. А Плотников только тогда оценил мое усердие по правильному оформлению договоров и квитанций при оказании ритуальных услуг. Маленькая толстенькая женщина-патологоанатом из Каменки обнаружила и обнародовала уязвимые места с двойными квитанциями, и эксперта Пупок превратил в сакральную жертву, чтобы все видели, как зависят от него. К тому же, врач-патологоанатом со своим мужем занимались в районе похоронным бизнесом. Она еще не будет знать, что ее службу присоединят к Пупку. Плотников со Стрючиковым отожмут у них бизнес. Ведь даже Гнус у нас в районе собирал на таком месте не менее шести миллионов рублей в месяц. Кто же мог в Каменке противостоять похожим монстрам, которых поддерживал сам Кузьмич?!

А я продолжал возить Пупку свою маленькую мзду и лично отдавать ему из своих рук, с высохшей от формалина кожей. Не говорю уже об атрофии слизистой дыхательных путей, что проявлялось утомительным кашлем, а атрофия коры головного мозга – понижением слуха.

Я рос без отца с двенадцати лет. А все то время, что я его помнил, он беспробудно пил. Растила меня бедная и одинокая мать. Она и я так и не смогли разбогатеть за всю свою жизнь. Ей уже 84 года, и мне – уже немало лет. И я снова в кабинете Пупка ищу то место, куда положить ему мзду. Под его взглядом я молча отыскал уголок, который он мог видеть и не забыть, чтобы не брать деньги напрямую из моих рук. Наверное, боялся, что останутся его отпечатки или вдруг купюры обработаны специальной краской, то есть, помечены. Он страховался со мной до последнего, не подозревая, что окажется литературным персонажем романа, или точнее, его прототипом. Заложить, сдать