Разговор начался с попытки сплавить возмутителя спокойствия с глаз долой. Словно бы мимоходом, Карманова поинтересовалась, не хочет ли Пряников перевестись на второй год учебы в Тулу. Видно же, что здесь ему не нравится, так зачем же себя мучить. А она, как заведующая учебной частью кафедры, обеспечит Саше хорошую характеристику («которой ты абсолютно не заслуживаешь» сказал ее взгляд) и вообще всячески поспособствует переводу.

Теоретически перевод из одной ординатуры в другую был возможен при наличии уважительной причины и свободного места. С уважительной причиной все обстояло просто — придумывай любую, никто все равно проверять не станет. Можно было написать, что собираешься жениться, а будущая супруга живет и работает в Туле. Проблема была в свободном месте. За обучение целевого ординатора учебному заведению платит государственное учреждение. Все планируется заранее — и места, и деньги. Выбить под ординатора Пряникова дополнительное целевое место на кафедре внутренних болезней тульского медицинского института практически нереально. Все целевые места заняты, на каждое желающих десятки, при таком раскладе ни одно место не будет пустовать год в ожидании возвращения блудного сына в родные пенаты.

Саша ответил Кармановой, что он с радостью перевелся бы в Тулу, потому что здесь ему не все нравится, но такой возможности у него нет, так что придется домучиваться здесь. Так и сказал «домучиваться», машинально. Оговорочка по Фрейду. Карманова поджала свои сочные губы так, что они вытянулись в ниточку, и сказала, что пока еще ординатора Пряникова никто не мучил. На «пока еще» сделала ударение — мол, если не хочешь валить добром, готовься.

— Что день грядущий мне готовит? — тихо запел Саша, глядя в окно. — Его мой взор напрасно ловит, в глубокой мгле таится он. Нет ну̀жды; прав судьбы закон. Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?..

Справа что-то мягко, но звучно стукнуло, как будто тяжелый баул свалился с верхней полки. Саша вздрогнул и обернулся на шум. На него дважды падала с полок чужая поклажа, хорошо еще, что оба раза это были мягкие рюкзаки, а не жесткие чемоданы.

Оказалось, что на пол свалился не баул, а Начальник. Он лежал на спине в проходе, бледный и бездыханный. На лбу выступила испарина. Левая щека мелко подергивалась.

Пассажиры заорали на дюжину ладов.

По непонятной прихоти конструкторов, проход между креслами в вагоне змеился, делая два изгиба. В Сашином самом заднем ряду кресел было два, а во втором от конца — три. Отсутствие одного кресла создавало пространство для работы с телом Начальника. Пространство это было весьма ограниченным, но и то хлеб.

Приложив два пальца к влажной и шее Начальника, Саша убедился в худших своих предположениях — пульсация сонной артерии отсутствовала. Саша ударил, что было силы по центру груди умирающего. Если сердце фибриллирует,[43] то удар может поспособствовать восстановлению нормального сократительного ритма. Если сердце остановилось, то хуже от удара не будет.

Рассчитывать можно было только на себя. Саша знал, что в поездных аптечках никаких лекарственных препаратов нет, их запрещает иметь особый приказ Минздрава. У проводников нет медицинского образования и, соответственно, нет права назначать-раздавать лекарства. Дефибрилляторов[44] в поездах тоже нет, хотя по уму их нужно иметь в каждом вагоне, чтобы не полагаться на удар кулаком, который менее эффективен, чем электрический разряд. В поездной аптечке можно найти бинты, вату, гипотермические пакеты, перевязочные комплекты, кровоостанавливающие жгуты — все, что нужно при травмах.

После удара по грудине пульсации сонных артерий по-прежнему не было. Саша начал непрямой массаж сердца, но перед этим рывком переместил Начальника ближе к тамбурной двери, так было удобнее оказывать реанимационное пособие.

Правую руку — на грудину, левую — поверх правой и давай нажимай-старайся. Прибежавшей проводнице (не той, которую отчитывал Начальник, а другой, помоложе) Саша поручил проводить искусственное дыхание. Объяснять ничего не пришлось, потому что проводница знала, как нужно действовать — запрокинула голову Начальника назад, оттянула его нижнюю челюсть, проверила пальцем нет ли во рту съемных протезов, накрыла рот Начальника своим носовым платком, зажала ему нос и сделала две основательных «закачки». Затем выпрямилась и, шевеля губами, стала отсчитывать Сашины надавливания на грудину.

— Когда остановка? — спросил в пространство Саша.

— Серпухов через четырнадцать минут, — ответил мужской голос.

— Скорую! На станцию! Машину на перрон, прямо к вагону. Чтобы толпы в проходе не было! Двоих мужчин для транспортировки! Мягкие носилки есть?

— Есть! — ответил тот же голос.

— Несите и разложите в проходе!

Действия по спасению умирающего активно снимались на телефонные камеры. «Взорвем мы с Начальником нынче ютуб», подумал про себя Саша. Съемки его не раздражали. Это реальная реальность наших дней с которой реально нужно считаться. Опять же, может этот ролик кому-то и пригодится в жизни. Да и вообще, лучше пусть снимают, чем советы дают. Как и любой врач Саша очень плохо реагировал на непрошенные советы от непонимающих и непонятливых. Например, какая-нибудь сердобольная дура заохает-заверещит: «Вы бы ему хоть что-то мягкое под голову подложили бы!». Но советов, к счастью не было. Одновременно с непрямым массажем сердца, Саша мысленно разговаривал с Начальником. Надо же чем-то голову занять, когда руки работают.

«Начальник, ты это… не помирай окончательно, пожалуйста… Тебе никак нельзя помирать… У тебя работа ответственная, без тебя все дело встанет… И санитарное состояние поездов контролировать будет некому, если ты вдруг решишь помереть… Без тебя туалеты очень скоро превратятся в авгиевы конюшни… Не то что в туалет, в вагон войти нельзя будет… Кто за этим присмотрит, если не ты?.. Опять же — у тебя семья (в безымянный палец правой руки Начальника вросло толстое обручальное кольцо), жена, дети есть, наверное… Они очень сильно расстроятся, если ты сейчас помрешь… И я тоже расстроюсь оттого, что мои труды пропадут зря… А я ведь стараюсь… Ты открой глаза и посмотри на меня — я же вымок до нитки… И девушка смотри как старается, воздух в тебя накачивает… Да заводись ты наконец, сволочь этакая, … … … … … …!!!».

Энергетика матерных выражений, хотя бы и произнесенных мысленно, возымела свое волшебное действие. Обложенный Сашей по всем статьям и всей родне Начальник издал сдавленный хрип.

— Умер! — завизжала какая-то дура.

— Совсем наоборот, — удовлетворенно проворчал Саша, поднося пальцы к шее Начальника.