Пальцы ощутили пульсацию, пусть и очень слабую, но все же пульсацию! Доктору Пряникову удалось завести остановившийся мотор!

Грудная клетка Начальника ритмично задвигалась. Доктор Пряников мысленно поставил первую галочку в перечне благополучно отреанимированных. К неимоверной усталости добавилась внутренняя дрожь — только бы Начальник не выкинул какой-нибудь фокус, ведь чудеса не повторяются! — и нахлынуло совершенно несвойственное Александру Михайловичу Пряникову желание выпить залпом стакан холодной водки. До этого он всегда пил водку рюмочками и не очень-то частил.

Обошлось, Начальник явно не стремился к фокусам. Он лежал на мягких носилках у перронной двери и с каждой минутой розовел лицом. Возле Начальника на коленях стоял Саша, наблюдавший за его состоянием и в прямом смысле держащий руку на пульсе, а над Сашей возвышались начальник поезда и два дюжих проводника. В одной руке начальник поезда держал портфель начальника, а в другой — Сашин рюкзачок. Саша чувствовал себя ответственным за спасенного и собирался проехать с ним до больницы. Не чужой, ведь, человек. Сроднились, можно сказать. А доехать от Серпухова до Москвы — не проблема.

«Скорая» не подвела — машина стояла на перроне прямо у того места, где остановился вагон с распахнутыми дверцами и лежавшими рядом носилками. Бригада оказалась не простой, а БИТами.[45] В секунду заинтубировали,[46] вставили в вену катетер и с цветомузыкой[47] повезли в ЦРБ.[48] По дороге бригадный врач произвел ревизию пиджачных карманов Начальника, не корысти ради, а для того, чтобы внести данные в карту вызова. Раскрыв удостоверение, найденное в левом внутреннем кармане пиджака, врач удивленно присвистнул и сказал Саше:

— Ваш «крестник», коллега — это управляющий делами Мэра и Правительства Москвы Борис Федорович Овчинников. Так-то вот!

— Да хоть премьер-министр, — ответил Саша. — Главное, чтобы выжил.

— Выживет, — обнадежил врач. — Поверьте моему опыту — он уже сказал Смерти: «не сегодня». Вашими устами.

В больнице Саше, как коллеге и спасителю, оказали теплый прием. Напоили (в реанимационном отделении всегда найдется что-то укрепляющее организм), накормили, проводили в душевую и снабдили мылом и шампунем. Ехать в Москву, провонявши потом, Саша не мог, да и вообще хотелось освежиться. Он с удовольствием вымылся, надел чистую футболку, которая была в рюкзаке и почувствовал себя заново родившимся. Погулял немного по Серпухову, мимо которого проезжал тысячу раз, съел эскимо и уехал в Москву на обычной тульской электричке, которая шла от Серпухова до столицы почти столько же, сколько и «Ласточка» от Тулы. Доехал без приключений, никого из попутчиков реанимировать не пришлось.

* * *

В середине октября, в самый обычный вторник, в палату к доктору Пряникову, который совместно с заведующим отделением осматривал пациента, только что переведенного из кардиологической реанимации, явилась, а если точнее, то ворвалась, старшая медсестра Любовь Ивановна.

— Александр Михайлович! — выкрикнула она, хотя обычно разговаривала тихо. — Вас немедленно требует к себе главный врач! Так и сказал — вот чтоб прямо сейчас пришел, бегом!

— Что за дела?! — вслух удивился Саша.

— Идите, раз немедленно, — сказал Эльдар Абелевич, — я закончу осмотр и все распишу.

По дороге в административный корпус, Саша напряженно перебирал в уме события последних недель и пытался понять, где он мог облажаться. Так и не понял, вроде бы все было нормально, никаких конфликтов и эксцессов.

— Что же вы так долго?! — упрекнула Сашу секретарша главного врача Снежана.

С недавних пор в больнице поговаривали, что звезда заведующей терапевтическим отделением Адамовской закатилась. Новой пассией главного врача стала Снежана. «Оно и логично, — сказала по этому поводу доктор Феткулина. — Молодое яблочко вкуснее заплесневелого». У Феткулиной с Адамовской были какие-то давние разногласия, перешедшие в стойкую взаимную неприязнь, оттого яблочко и было названо заплесневелым. Саша, тоже не питавший приязни к Адамовской, назвал бы ее «зрелым яблочком», потому что в крупной спортивной фигуре и гладком свежем лице заведующей терапевтическим отделением не было никакого намека на заплесневелость. Но Снежана, конечно, выглядела гораздо привлекательнее. Двадцать с хвостиком и сорок с небольшим — это совершенно разные разности.

— Извините, крыльев не отрастил! — нахамил на ходу Саша и без стука открыл дверь начальственного кабинета.

Открыл и ахнул, потому что увидел целое созвездие начальников, настоящий парад начальственных планет. За Т-образным столом, во главе которого сидел главный врач, расселись в ряд начмед Евгений Константинович, профессор Манасеин, доцент Карманова и… тот самый Начальник из «Ласточки». Как его там звали? Борисом Федоровичем, кажется, как Годунова.

Борис Федорович изрядно похудел и вообще выглядел гораздо лучше, чем в поезде. Увидев Сашу, он встал, вышел навстречу, протянул руку и сказал:

— Спасибо вам огромное, спаситель вы мой. Вот специально приехал, чтобы лично поблагодарить. Я перед вами в неоплатном долгу! Спасибо вам! Уж не знаю, какие слова найти…

— Ну что вы, — смутился Саша. — Я же врач и просто делал то, что должен был сделать. Это мой долг.

— Не скромничайте, — Борис Федорович взял Сашу под руку и повел к столу. — Я пока вас ждал, поговорил с товарищами. Все отзываются о вас хорошо…

Взгляды «товарищей» выражали нечто прямо противоположное. Главный врач смотрел букой, начмед недовольно щурился, ну а уж во взглядах профессора-членкора и его доцента сверкала острыми иголками ненависть. Но при этом все улыбались и кивали, вроде как соглашаясь с Борисом Федоровичем.

— Короче говоря, если вам, Александр Михайлович, что-то будет от меня нужно, то звоните в любое время, — Борис Федорович протянул Саше роскошную визитную карточку со Святым Георгием, поражающим копьем змея. — Чем смогу — помогу!

Затем Борис Федорович рассказал слушателям историю, которую можно было считать притчей из цикла: «Все к лучшему в этом лучшем из миров». Оказалось, что в тот день, Бориса Федоровича, навещавшего в Туле свою мать, должен был отвезти в Москву на служебном автомобиле водитель. Но где-то на трассе в правый бок служебного автомобиля въехал лихач-мотоциклист. Водитель не пострадал, мотоциклист тоже остался жив, но автомобиль и мотоцикл потеряли способность к самостоятельному передвижению. Борис Федорович сильно расстроился, что ему придется ехать на электричке (на два часа дня было запланировано важное совещание), но после понял, что это был Божий промысел. Водитель, несмотря на все его замечательные водительские навыки, не сумел бы оказать ему такую квалифицированную медицинскую помощь, как Александр Михайлович Пряников. Спасибо еще раз, дорогой вы мой, и вообще я этого никогда не забуду.