таинственный… Будит хриплый лай ее простуженный среди ночи… «Кто? Куда? К кому? В какую квартиру?»

До любви же той неземной хоть словесностью позволено приобщиться…

Ф.М. Булкин

Алексей Николаевич Шапочкин совершил преступление в 86 году ныне прошлого века, в том коротком рассветном возрасте, когда сердцу тесно в груди от любой обиды и радости; в том отрезке, когда люди еще краснеют, прежде чем лгать, и краснеют, высказав правду, а из длинной сутулой спины растут обманчивые крылья всесилья.

Алексею Николаевичу было пятнадцать лет. Он любил. Любил Наташу Бабочкину. Впервые, самозабвенно, тайно, робко, отчаянно, полностью сознавая свою вину, в постоянном страхе разоблачения, от каждого взгляда ее приходя в смятение, сгорая то в медленном пламени разлук выходных, то в спасительном пламени школьных будней.

Алексей Николаевич понимал, как постыдно, преступно и унизительно это чувство, признавал любовь свою достойной презрения, осуждения, наказания, осмеяния, казни. Любовь была преступленьем из тех, какие иные из нас готовы скрывать всю жизнь, лишь бы не быть разоблаченными, не сознаться. В классе следовало вести себя осторожно, подобно Штирлицу, не вызвать ни малейшего подозрения, заметать следы, не оставляя улик. Руки не должны были холодеть, лоб – покрываться испариной, уши – пылать. При общении с Наташей можно было употреблять только: «У тебя какой вариант? Дашь списать?» – и еще несколько маскировочных фраз, вроде «а чё, что ль, здесь самая умная?».

Любовь сама по себе была не только преступлением, но наказанием, казнью. Тайна позорного преступления ждала исповеди, Алеша хотел признаться. Слова признания рвались из сердца, кололись на языке, их сдерживал рот, но выдавали глаза, Алеша их отводил, упираясь взглядом в пол или стену, сутулясь произносил: «Ты матику делала? Дай списать».

Или: «Че по инглишу задали? Дай списать».

И потому из уст любимой девочки Шапочкин получил хотя и унижающее достоинство, но надежно служившее сокрытию преступления прозвище Дай Списать.

В этой любви Алексей Николаевич не признался бы даже под пытками, он скорее умер бы, но… его не пытали. Иногда Мария Васильевна спрашивала: «Алеша, как дела в школе?»

Это тоже казалось пыткой. Все казалось пыткой, каждое слово извне, завтрак, ужин, обед и сама Мария Васильевна. Одноклассники были свидетели, могли подозревать; каждое неверное слово, каждый взгляд мог выдать Алешу. Он ходил по краю пропасти, и глаза его видели не тропу, но светлый локон за ушком Бабочки. Иногда Алексею Николаевичу казалось, что о его преступлении знают все. Знает мир, знает класс, знает все человечество. И действительно, мир был в курсе этого преступления, потому что на нем держался. Алеша не первый и не последний бродил над этой пропастью, выбирая меж страхом падения и свободой бесчувствия. Мир держался на Алешином преступлении, но не должен был знать об этом.

Но…

Преступник возвращается на место своего преступления, и у каждого преступника в жизни наступает момент, когда вина переполняет чашу молчания, страх перед наказанием уступает желанию рассказать. Тайна тем и страшна, что нужно хранить ее в тайне. Говорил нам Лев Николаевич: всякая счастливая семья счастлива одинаково, всякая несчастна в своем. Так же точно похожи между собою преступники и их преступления, их мотивы – деньги, власть, любовь и пожизненный страх перед угрозой разоблачения. Человек – существо хотя и жадное, скрытное, но все же привычное к тому, чтобы с кем-нибудь поделиться. Переложить. Исповедь не дураками придумана – психологией. Поделись, и наставшее за тем облегчение послужит отпущеньем грехов.

Добровольное признание, говорят, облегчает вину, смягчает наказание, но в этот раз оно его не смягчило. Он хотел сказать: «Русиш делала? Дай списать», – но губы, так долго вынужденные скрывать истину, вдруг изменили преступнику, и Алеша сказал: «Пойдешь в кино?»

«Чё, дурак?» – сказала Наташа.

В результате этой измены Алексей Николаевич Шапочкин был приговорен к смертной жизни и пожизненному одиночеству.

Алексей Николаевич был реабилитирован на встрече выпуска класса. Есть в Уголовном кодексе и этого печального мира такая статья прощения – за давностью лет. Наташа Бабочкина, вынужденная скрывать свое преступление гораздо дольше Алеши, после бокала шампанского сказала ему: «Алешка, если б ты знал, как тогда я тебя любила».

Преображение

Что-то с ней не так, с этой женщиной. Что-то стало. То ли пластику лица она сделала, то ли, может, на диете сидит. Но, однако, что-то, равно как Алису Фрейндлих в «Служебном романе», так преобразило ее до полной неузнаваемости, что того гляди придет мой черед спросить ее, кто такая она, чтобы не пускать меня к лифтам…

Ф.М. Булкин

Дорогие дамы и господа!

Наша клиника омоложения «ПРЕОБРАЖЕНИЕ» НЕ предлагает!

Уникального сочетания опыта профессионального косметолога с многолетним опытом пластической хирургии.

НЕ предлагает!

Блефаропластики, боди-фитнеса, липосакции, липолитиков, инъекций и препаратов, решения проблем жировых отложений способом хирургического вмешательства, теплового и лазерного воздействия и т. д.

НЕ предлагает!

И не предполагает мучительных процедур, связанных с голоданием, похуданием, спортом.

НЕ предлагает!

И не предполагает предварительных для леченья обследований, диагностики, соответственно, не предполагает и оплаты за них. Ибо если вы к нам обратились, значит, ваше здоровье и внешний вид сами говорят за себя.

Наш выбор – по-настоящему эффективная, полностью безопасная для здоровья и выполненная не руками врачей, но вашими собственными руками процедура. Новейшая технология, позволяющая бороться наиболее эффективным и единственным в своем роде способом со всеми признаками старения.

УСЛОВИЯ ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ

Комфортабельный стационар европейского уровня. Медицинские сестры высшей категории. Одноместные палаты, оборудованные системами мониторинга состояния внешнего и душевного (что не менее важно) пациентов. Круглосуточное наблюдение. И бесплатный курс физиопроцедур для ускорения реабилитации.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Вплоть до состояния внутриутробного, то есть до того возраста, с которого каждый из вас себя помнит, помнит прожитую жизнь. И желает от нее отказаться.

ВЫ ЖИЛИ!

Вы жили, дамы и господа! И каждый прожитый день прибавлял морщин, физических и душевных шрамов и ран, прибавлял потерь, разочарований и горестей, отбирая у вас час за часом детство и юность. Родителей. Молодость. Отбирая у вас и ничего лучшего не давая взамен, суля «лучшее» впереди. Но вглядитесь внимательней в горизонт.

Это лучшее – старость, немощность, облысение, ожирение, мучительная болезнь. И в конечном счете – могила.

Однако же, оборачиваясь назад, многие ли из вас, дорогие дамы и господа, вспомнят не то что вчерашний день, но и даже куда только что раческу или кошелек положили?

Добровольный отказ от вчерашнего дня, дня прожитого и забытого, более не существующего, – вот что предлагает вам наше ПРЕОБРАЖЕНИЕ.

Повторяем: