Родители опекали меня точно так же, как делали это, когда я была подростком. Они пытались поговорить со мной, заставить меня съесть хоть какую-нибудь еду.

— Я приготовила тебе запеченного цыпленка с коричневым рисом, — как-то сказала мама через несколько дней после визита Лиз и Тайлера. Было уже около полудня, и папа уже уехал на работу. — Никакого жира, лишь щепотка соли и перца и пара капель оливкового масла. В точности как ты готовила это для нас.

— Я не голодна, — ответила я. И это было правдой. Я знала, что мой желудок пуст, поэтому мне необходимо подкрепить свои силы, но я не могла представить, как впихну в себя хоть что-то, кроме воды. Я была уверена, что, если попытаюсь сделать это, меня сразу же стошнит.

— Родная моя, ну, пожалуйста, — сказала мама, и я услышала в ее голосе отчаяние.

— Может быть, чуть позже, — схитрила я, и это был тот же самый ответ, который она постоянно слышала, пытаясь покормить меня, когда я училась в колледже.

Я свернулась в клубочек под одеялом, прижав колени к груди и надеясь, что, если я закрою глаза, может быть, воспоминания не найдут меня. Если я сделаюсь достаточно маленькой, может быть, я просто исчезну.

— Мы с твоим папой очень волнуемся, — сказала мама, ставя тарелку с едой на прикроватный столик. — Тебе нужно с кем-нибудь поговорить.

— Нет.

— Мы понимаем, как тебе не хочется этого делать.

— Я ни с кем не стану говорить, мама, — резко оборвала я ее. — Так что давай покончим с этим прямо сейчас.

Я не признавалась ей, что отчаянно боялась объяснять все в полиции. Меня пугала мысль, что они скажут, что я сама была не права. И я боялась, что оправдаются все мои самые ужасные страхи, — мне скажут, что я виновата в происшедшем не меньше, чем он, и я просто была тупой пьяной девицей, которая слишком поздно пришла к выводу, что совершает ошибку.

Мама присела на краешек кровати и нежно положила руку мне на бедро.

— Ты не сможешь притворяться, что этого не случилось. Если ты запрешь все в себе, это только ухудшит дело. Тайлер должен ответить за свой поступок.

— А я? — Я вытянула ноги и перекатилась на спину, посмотрев на полное тревоги лицо матери. Она выглядела такой же уставшей, как и я, и ее глаза так же припухли от слез. — Разве я тоже не должна ответить за свои поступки? — Она открыла было рот, чтобы возразить мне, но я подняла руку и жестом остановила ее. — Нет, мам, я говорю вполне серьезно. Я намеренно завлекала его. Я дала ему понять самым недвусмысленным образом, что хочу переспать с ним. И вина за это лежит не только на нем.

— Я знаю, что ты так думаешь, родная. Но ты заблуждаешься. Даже если сначала ты сказала «да», важно другое… когда ты сказала Тайлеру остановиться, а он проигнорировал твою просьбу… это однозначно делает его виноватым.

Я какое-то время поразмышляла над ее словами. Раскаяние, которое я испытывала оттого, что дала понять ему, что не прочь заняться с ним сексом (черт! я даже сама в моем подпитом состоянии на мгновение поверила, что тоже хочу этого…), не делало его поступок менее гнусным. Это было предательством. Я мучительно пыталась вспомнить, когда у меня вырвалось слово «нет», но так и не смогла сделать этого.

Я долго молчала, и мама решила попробовать другой подход.

— Что ты скажешь по поводу психотерапевта? Кого-нибудь, кто знает, как можно помочь в таких случаях? Я могу сделать пару звонков.

— Мам! Хватит об этом. Пожалуйста. Со мной все будет в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.

Я снова повернулась на бок, спиной к ней. Я знала, что она просто пытается помочь, но что она могла сделать? Ничьи слова не смогут заглушить боль, пронзавшую мою грудь при каждом вздохе.

— Ты не можешь лежать в постели всю оставшуюся жизнь, — тихо сказала мама.

— Посмотрим, — отозвалась я, и спустя мгновение она встала с кровати и вышла из комнаты.

Но то, что я пряталась в своей спальне, ничего не решало. По мере того как проходили часы и дни, я нервничала все больше. Я не могла спать столько, сколько бы мне хотелось, а антигистамины стали только возбуждать меня, а не успокаивать. И я, наконец, заставила себя выйти на работу через десять дней после той вечеринки. Бо́льшая часть синяков к тому моменту побледнела, и мое тело уже не так болело, как в первые семь дней. Но тем не менее я надела длинные черные легинсы и рубашку с длинным рукавом, не желая, чтобы мой босс или мои клиенты увидели уродливые желтые пятна, которые оставили на моем теле пальцы Тайлера.

Я пришла в тренажерный зал заранее, около половины шестого, надеясь, что смогу сделать собственные упражнения до появления первого клиента. Я по-прежнему не ела твердую пищу — мысль о том, чтобы пережевывать ее, вызывала у меня тошноту. Но я смогла проглотить полкружки протеинового коктейля, который сделал для меня папа перед уходом. Такой же коктейль он уже несколько дней приносил ко мне в комнату по утрам.

— Ты уверена, что у тебя хватит сил отработать всю смену? — спросил он, глядя на меня своими синими глазами, в которых отражалась тревога и печаль. Он тоже поднялся раньше обычного, сказав, что не мог спать оттого, что в его голове крутилось слишком много разных мыслей. И он все еще был одет в пижаму.

Я наклонила голову и посмотрела на его правую руку. Опухоль на костяшках его пальцев уже спала, но цвет кожи был местами по-прежнему темно-синим.

— Тебе больно? — спросила я.

Он разжал пальцы, а потом снова сжал их в кулак.

— Нет, — сказал он. — И даже если бы они болели, это стоило бы того.

Я заставила себя улыбнуться и обняла его.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, моя малышка, — сказал он, и я почувствовала, как он с трудом сдерживает слезы.

Выйдя из раздевалки в зал, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы замедлить пульс. Я чувствовала слабость и дрожь в коленях, словно восстанавливалась после гриппа. «Это так и было, — снова сказала я себе. — Я болела. А теперь я должна взять себя в руки и сосредоточиться на том, что люблю больше всего».

Я встала на эллиптический тренажер и, включив его, выбрала программу, рассчитанную на шестьдесят минут. В голове начало пульсировать в такт сокращениям сердечных мышц, и мало-помалу напряжение начало покидать меня. Стало ясно, что я приняла правильное решение, вернувшись на работу. Мне было необходимо выработать серотонин, чтобы мозг наконец начал нормально функционировать. Нужно было притвориться, что ничего не изменилось в моей жизни. Я по-прежнему была Эмбер, девушка, которая очень скоро станет сдавать экзамены, чтобы получить лицензию и начать карьеру. Я была глупа, когда связалась с Дэниэлом, и по собственной тупости была очарована обманчивым чувством надежности наших отношений. Мне необходимо было сосредоточиться на себе и на том, чего я хочу от жизни. Все остальное не имело значения. Даже то, что сделал Тайлер.