В первом ряду обреченно встал кто-то незнакомый.

– Прошу на сцену! – оживился комендант. –Живенько-живенько!

Вызвавшийся поднялся на сцену так медленно, словно ничуть несомневался, что его там должны расстрелять. Повернулся лицом к залу – внедавнем прошлом он, как почти все здесь присутствующие, был импозантен ивальяжен, но теперь скорее смахивал на статского советника вконстантинопольской эмиграции: давно нечесаные седины сбились в колтун, отрослареденькая щетина, щеки обвисли, в глазах здешняя неизгладимая печать, смесьужаса и сумасшествия. Вадим передернулся, подумав, что у него самого, неисключено, такие же испуганно-безумные глаза…

Бесшумно подкравшийся Гейнц над самым ухом у седого во всюширь растянул меха, нажав всеми пальцами клавиши. Баян издал неописуемый вопль.Седой шарахнулся так, что едва не полетел со сцены.

– Да что вы, батенька! – завопил комендант. – Этошарфюрер, он у нас забавник, спать не сможет, если что-нибудь этакое неотчебучит над вами, вибрионами… Он больше не будет, так что успокойтесь ипобыстрее входите в творческий экстаз… Вошли или как?

Седой торопливо закивал, подобрался и вдруг заорал что естьмочи, немелодично и жутко:

Завывает метель

за холодными стенами окон.

Милый друг мой, теперь

наша юность далёко-далёко.

Поседели виски

в непрерывных боях и походах,

мы с тобой старики,

мы с тобой старики,

комсомольцы двадцатого года…

Гейнц принялся ему старательно подыгрывать, но седой орал,не обращая внимания на мелодию. По его щекам катились крупные слезы, он весьтрясся.

Завороженно внимавший комендант, едва песня кончилась,ударил в ладоши:

– Биц-биц-биц! Я вами восхищен, юное дарование! Ведь было жев вашей жизни что-то большое и светлое – целину героически осваивали,приветствие комсомольскому съезду зачитывали, сам Никита Сергеич вам руку жал…Что там еще в вашем досье? Ага, с китайским ревизионизмом боролись, счехословацкой контрреволюцией, линию проводили, за развитой социализм бились,аки лев… У вас же великолепная биография, старина! Вам бог велел торчать сейчасвозле губернской управы, прижимая к тощим персям портретик Владимира Ильича,корявый плакатик воздевая! А вы вместо всего этого? А вы – цветнымиметаллами торговать и технический спирт продавать любому, кто только попросит…Господи, какая скука! Но ведь все это в прошлом, голуба моя? В невозвратномпрошлом? Ась?

Седой отчаянно закивал, заливаясь слезами.

– Вот видите, – похлопал его по плечу комендант. –Пришел я, ваш веселый старый дьявол, и очистил вашу душу от шелухипервоначального накопления. Вернул вас к незамутненным истокам, к незапятнаннымидеалам. А давайте-ка вместе: едем мы, друзья, в дальние края, будем новоселамии ты, и я… Хорошо вам теперь, признайтесь честно?

– Х-хорошо… – выдавил седой.

– Громче, веселее!

– Хорошо! – истошно завопил седой.

– Я рад, – умиленно сказал, комендант. – Вот,держите вкусную шоколадку и можете ее невозбранно съесть. Ну-ну, не надо, неблагодарите, чем богаты…

Похлопывая по плечу, он выпроводил седого со сцены и, когдатот шагнул на низенькую лестничку, наподдал под зад сапогом. Седой, конечно же,споткнулся и шумно рухнул на пол. Тут же вскочил и, кривясь от боли, зажав вкулаке сломавшийся батончик, побежал на свое место.

– Торжественная часть! – объявил комендант. – Насцену приглашается наша краса и гордость – бывший господин Илья Петрович Косов!Поаплодируем!

Под аплодисменты на сцену поднялся лысоватый. По всему лицуу него красовались начавшие желтеть синяки – последствия той самой стычки вкарцере-сортире.

– Как уже говорилось, перед вами – наш маяк и светоч! –возвестил комендант. – Дражайший Илья Петрович чуть ли не с первой минутыпроникся высокими идеалами нестяжательства и полного искупления грехов. Какпослушно, как умилительно он отвечал на вопросы! Как поразительно точноуказывал места, где таились неправедно нажитые ценности! Честное слово, скупаяслеза наворачивалась на глаза, когда Илья Петрович свою грешную душувыворачивал до самого донышка… После всего этого лишь предельно зачерствевшийдушой человек не проникся бы к нему самым искренним расположением. Нет у меняболее слов, чтобы описать происшедшую метаморфозу, а посему передаю словосамому Илье Петровичу, который горит желанием наставить на путь истинныйзаблудшие души… Есть еще среди вас, скоты, заблудшие души… Прошу!

Лысоватый Илья Петрович шагнул к рампе. В глазах у негогорело то же самое устоявшееся безумие.

– Братья и сестры! – возгласил он надрывно. –Я жил грешно и неправедно! Вместо того, чтобы служить духовному икультурному возрождению человечества, я вступил на скользкую…

– Стезю… – охотно подсказал комендант.

– Я вступил на скользкую стезю частного бизнеса. Я основална своем предприятии несколько частных фирм и хитрыми махинациями перекачивалтуда материальные ценности. Я скупал ваучеры и акции и даже строил финансовуюпирамиду с красивым названием «Индигирка», которая…

– Ах ты сука! – взревел Браток, не сдержавшись. –Вот где мои три штуки баксов зависли!

– А ну-ка, ну-ка! – оживился комендант. – Аподнимитесь-ка на сцену, молодой человек и дайте ему в ухо, только непременновполсилы!

Браток, ничего уже не помня от злости, шустро взбежал насцену и с ходу залепил кающемуся в ухо. Тот, держа руки по швам, пошатнулся, ноустоял.

– Хватит! – рявкнул комендант. – Пошел на место!Перед нами, друзья, прелюбопытнейшая сцена на тему «вор у вора дубинку украл»…Продолжайте, милый…

– Ну… Я купил себе красивую иностранную машину, построилтрехэтажную дачу, обедал исключительно в «Золоте Шантары»… Евроремонт в новойквартире сделал…

– А налоги платили? – вкрадчиво поинтересовалсякомендант.

– Не платил, – упавшим голосом сознался ИльяПетрович. – Вернее, платил какой-то мизер, а от настоящих налогов годамиуворачивался и увиливал. Потому что…

– Потому – что?

– Потому что исправно платил нужным людям, – после нестоль уж короткой паузы признался кающийся. – И в мэрии, и в налоговойинспекции… Вот, ну…

– А состояли ли вы, голубчик, в демократическихпартиях? – прищурился комендант. – Материально поддерживали?

– В демократических партиях я не состоял, – отчеканилИлья Петрович. – Материально не поддерживал.

– А нет ли у вас сожалений по поводу вашего моральногооблика?

– Есть, – признался Илья Петрович. – Я постоянновозил в сауны девочек, где вступал с ними в интимные отношения самыми разнымиспособами. А также регулярно вступал в интимные отношения с собственнойсекретаршей, которую иногда использовал прямо в кабинете, щедро отделанном наукраденные у народа деньги. Из этих же народных денег я и оплачивал сексуальныеуслуги… вообще все оплачивал. Я долго обкрадывал народ, но в качестве смягчающегообстоятельства прошу суд учесть… – сбился и оторопело замолчал.