– Хочется!!! – рявкнул он, вложив в этот вопль боль истыд от всего здесь пережитого.

– Решительный вы мой… Ну так что же вы стоите? Дайте-каскамеечке хорошего пинка. Боже упаси, я вас никоим образом не принуждаю и несобираюсь принуждать. Сами подумайте: ни одна живая душа не узнает. – Егоголос был невероятно родным, милым, участливым, комендант искренне сокрушалсявместе с ним, полное впечатление. – Или вы извращенец, и вам приятновспоминать, как этот обманувший ваше доверие тип дрючил вашу женушку вдоль,поперек и всяко?

Что-то оборвалось в нем. С коротким рычанием он перенес всютяжесть тела на левую ногу, а потом что было сил оттолкнул скамейку правой,вложив в этот порыв всю ненависть и отвращение не только к Эмилю с Никой, но ико всему окружающему…

Короткий придушенный крик оборвался хрипом, связанныеобрушились вниз… и с жутким стуком растянулись на полу у ног Вадима, содрогаясьв корчах, хрипя. На них упали свободные концы веревок.

– Разыграли, разыграли! – весело вопил комендант,прыгая вокруг оцепеневшего Вадима. – Обманули дурака на четыре кулака, ана пятый кулак сам и вышел дурак! Уау! – заорал он Вадиму прямо вухо. – Ну неужели ты мог подумать, засранец, что я в моем лагере позволюкому-то постороннему, твари полосатой, вешать моих дорогих кацетниковсамолично? А вот те хрен!

Эмиля с Никой уже поднимали, освобождали от наручников иверевок. Вадим отвернулся, боясь увидеть их лица, заткнул уши, но истерическиерыдания Ники все равно сверлили мозг. Не было ни чувств, ни эмоций – лишьстрастно хотелось оказаться где-то далеко отсюда.

– Силен мужик! – похлопал его по плечукомендант. – Хвалю! Не каждый сможет этак вот – родную бабу… На вот,вкусная шоколадка, – сунул он Вадиму в ладонь скользковатыйпакетик. – Ну-ка, мальчики, поприветствуем героя!

Со всех концов сцены, где располагались эсэсовцы, донеслось:

– Хох! Хох! Хох!

– А теперь шагай в зал, козел позорный, шагай, –подтолкнул его комендант. – Глаза б мои на тебя не глядели… И этих гонитев зал, по рожам видно оклемались… Переживут, не баре, не размокнут, несахарные… – Он повысил голос: – Гейнц! Гоните-ка это быдло по баракам, надоелиони мне, нам еще сегодня работать и работать…

Возвращаясь в барак, Вадим два раза получил прикладом попояснице, потому что откровенно замедлял шаг, справедливо предвидя новыежизненные сложности. Нехитрое предчувствие не обмануло – едва вошли, едвазатихли на улице шаги охранника, Эмиль развернулся в его сторону с самымнедвусмысленным выражением лица – Вадим проворно попятился, – сталнадвигаться, профессионально приняв какую-то хитрую стойку, цедя сквозь зубы:

– Вешатель, говоришь? Ну, иди сюда, гандон…

– Бей его! – истерически подначивала Ника, придвигаясьс другой стороны с растопыренными коготками. – Бей так, чтобы…

– Сами хороши… – огрызнулся Вадим, пятясь в угол, отчетливосознавая, что шансов у него никаких. – За моей спиной…

– Цыц! – возник между ними Синий, чуть присел, выставивперед собой смахивающий на шило ножик. – А ну-ка, завязали с семейнымиразборками! Гришан, кому говорю?! Времечко настало!

Поразительно, но от этих слов Эмиль мгновенно остыл, замер внелепой позе, а там и опустил руки. Вадим успел мимоходом удивиться: откуда этакаторжная морда знает прежнее Эмилево имечко?

И тут же ему стало не до пустяков. Как и всем прочим.

– Свет погаси в темпе, а то еще нагрянут, – бросилСиний Братку, и, прежде чем тот успел добежать до выключателя, произнесспокойно, жестко: – Ну вот что, кончайте выдрючиваться, начинается побег…

Свет погас, но стало не особенно и темнее – полная луназаливала барак молочно-бледным сиянием.

– Не нравится мне эта иллюминация… – в сердцах сказалСиний. – Но делать нечего. Сейчас часа три ночи, подождем минут десять,пока свободные от вахты вертухаи завалятся спать, – и вперед.

– Ты бы… – начал было Борман.

– Захлопнись и слушай, – оборвал Синий. – Всеслушайте внимательно, головы на кону… Диспозиция такова: вода – отличныйпроводник липездричества. Нужно будет подбежать к проволоке с полным ведром ивыплеснуть ее так, чтобы намочила все рядки – в темноте ведь не разберешь,который из них подключен, посему оросить нужно все – и аккуратненько стекла постолбу наземь. Если все проделать верно – моментально выбьет фазу. То есть светповсюду погаснет и проволока, понятно, обесточится. Починить будет нетрудно,процедурка нехитрая, но пока они разбудят электрика и он добежит, пока исправиттам все, мы успеем… Когда коротнет, особо назначенный человек колом шарахнет попроволоке. Даже если не порвет все рядки, проволоку сорвет с креплений, можнобудет пролезть. Тот, кто хочет жить, – пролезет. Подумаешь, ручкипоцарапает… Не смертельно. Главное – глаза беречь. Ведер там, в мусоре, штукитри, я специально присматривался. Воды навалом. Заместо тарана сойдет любоеполено, – он показал на подпорки нар, повернулся к Братку: – Выломай-камне одну, щегол… Ту вон, у окна, чтобы подраненный с нар не ляпнулся… Чтостоишь?

Браток кинулся к указанной подпорке толщиной с мужскую ногуи длиной не менее полуметра. Ухватил ее у самого пола, напрягся, рванул, отнатуги оглушительно испортив воздух. Раздался пронзительный треск и скрежет,все инстинктивно втянули головы в плечи.

– Во! – Браток выпрямился, взмахнул импровизированнойдубиной, примеряясь.

– Здоровый лось, – одобрил Синий. – Ты и будешьлупить по колючке. Два-три верхних ряда не рви, нет смысла…

– Да понял, понял! – Браток нетерпеливо переминался сноги на ногу. – Сделаем!

– А ведро, такое у меня мнение, будет держать нашлегавый, – распорядился Синий. – Мужик ты здоровый, говорят, до сихпор, чтобы пузо не росло и девки не кривились, спортами и самбами занимаешься,реакция есть, глазомер тоже… Усек?

Борман, ввиду важности момента даже не обидевшийся на«лягавого», протянул:

– Вообще-то, авантюра чистейшей воды… Хотя и неглупо…

– Предложи идею получше, – отмахнулся Синий. –Нету? Тогда не скули. Другого плана, как ни ломай мозги, не выродишь. Терятьнам совершенно нечего.

– А потом? – спросил Борман.

– А потом – все дружненько и весело чешут в тайгу, и тут ужкаждый сам за себя. Кому как повезет.

– Там же датчики…

– Да помню я, – сказал Синий. – И автомат уних есть, на вышке у ворот. Времени у нас, считайте, почти что и нету – палитьони начнут сразу, хоть и вслепую. Ну, не сразу, секунд десять пройдет или тамдвадцать… А какая разница? Все равно всем крышка. Уговаривать никого несобираюсь. Времени жалко. Есть тут такие, что откажутся?

Стояла тишина.