– Цыпленки тоже хочут жить… – фыркнул Синий. – Лось, тыполено пока что положи, время есть…

Он подошел к двери, прислушался, бесшумно выскользнул наружуи вскоре вернулся со ржавым вместительным ведром. Старательно зачерпнул воды,протянул Борману:

– Порепетируй. Во-он в тот угол…

Борман, бережно держа ведро перед собой, примерился. Широкоразмахнулся. Послышался шлепок, по облупившейся известке потянулась темная,влажная полоса, очень быстро достигшая пола.

– Получается, – радостно констатировал Синий. –Ну-ка, еще разок попробуй. О-па! Будто всю жизнь с ведрами бегал… Порядоктакой: лягавый с ведром и лось с поленом бегут впереди и действуют, как я имобъяснял. Следом двигаюсь я с запасным ведром, если что – сразу тебе его подаю.За мной бабы, которые дамы. Гришан и этот, – он кивнул на Вадима, –замыкают процессию, зорко глядя по сторонам, не появится ли непрошенныйсвидетель.

– А если появится? – спросил Вадим.

– Так и доложишь, – хмыкнул Синий. – Посколькубольше все равно ничего сделать нельзя… Уяснили? Кто-то что-то не понял? Ну,коли все молчат, наливаем ведра, присядем перед дорожкой – и айда…

И тут, как в кошмарном сне, на веранде застучали шаги. Никтоне произнес ни слова, не шелохнулся, все застыли, словно в финальной сцене«Ревизора».

Темная фигура, возникшая на пороге, уверенно потянуласьлевой рукой к выключателю. Загорелся тусклый свет. В проеме стоял Василюк,поигрывая дубинкой, слегка пошатываясь. С первого взгляда видно – вчерашнеевеселье бурно продолжается…

Василюк недоуменно вертел головой. Пожал плечами:

– А ведро у вас зачем? Что творится?

– Лагерные игры после отбоя, герр капо! – наконецнашелся Синий. – Насколько я помню, уставами не запрещено…

– Не запрещено? – Василюк подумал, рыгнул. – Игры,игры, после отбоя… После отбоя! А что полагается делать после отбоя? Спать.Сном греховодников. – Он помахал рукой, словно отгонял курицу: – А ну-ка,отошли… Пр-роинспектируем…

Они медленно отступили к окну. Василюк прошел в барак, вклассическом стиле Элвиса покачивая бедрами и хлопая себя ладонями по коленкам.Изображал какие-то джазовые примочки, надо полагать.

– О, чаттануга, пара-бамба-бамба-йе-йе… Смирно, твари!

Они стояли, замерев. Придвинув ногой стул, Василюк неуклюжена него плюхнулся, вытащил сигареты, с третьей попытки угодил кончиком в пламязажигалки. Сделал пару затяжек, принял самую вальяжную позу, какую толькопозволял дрянненький старомодный стул. И затянул наставительно:

– Вы знаете, твари, за что вас ненавидит всякийинтеллигентный человек? За то, что вы все опошлили… и украли победу. Пока мысвергали эту сраную Советскую власть, пока мы ломали хребет КПСС, вы все сиделипо своим норкам, а потом вдруг выползли в одночасье – и начали грабить, хомяки,защеканцы… Мы, между прочим, боролись не за вас, а за свободу и демократию…И откуда вы только взялись, паскуды… Кто вам дал п-право красть у наспобеду? Разве мы для вас старались?

Его слушали, потому что больше ничего другого не оставалось.Была зыбкая надежда, что уйдет к чертовой матери, как только потянет выпитьеще. Но шли томительные минуты, а он сидел прочно, как гвоздь в доске, обвиняяи обличая, как меж такими водится, от имени «всей российской интеллигенции» и«всех порядочных людей». Непохоже, чтобы собирался уходить.

– Как об стенку горох, – грустно констатировал в концеконцов капо. – Что и следовало ожидать. А выгоню-ка я вас сейчас, скоты,на аппель, помаршируете пару часиков…

Вадим расслышал рядом обращенный к Эмилю шепот Синего:

– Как только кинусь – бей по свету. Потом держи ноги…

Несмотря на дикое напряжение, Вадим едва не расхохотался –чернявый педераст покачивался на стуле, разглагольствовал, как тетерев на току,даже не допуская мысли, что сейчас его будут кончать…

Синий метнулся неожиданно, как стрела. У Василюка ещехватило времени измениться в лице, опустить руку к кобуре, а больше он ничегоне успел – Синий обрушился на него, шумно свалил на пол вместе со стулом,навалился, прижал к полу, и тут же погас свет.

– Ноги! – хрипел Синий, бешено работая локтями.

Раздался жуткий хрип. Эмиль навалился на брыкающиеся ногикапо, всем телом придавливая их к полу. Василюк хрипел и булькал, пару разпрямо-таки подбросил Синего в воздух. Но очень быстро хрип стал глохнуть,дерганья прекратились, пошли кишечные газы, завоняло.

Синий еще какое-то время подпрыгивал на нем, дергая локтями,потом убрал руки, пригляделся и встал:

– Звиздец активисту… – нагнулся, снял с пояса у трупаревольвер и дубинку, обернулся: – Все, орлы. Пора срываться. Еще искать начнутгада… Набирай воду, генерал, живенько! Все помнят расклад? Пошли аккуратно…

– Мужики… – послышалось с нар.

Доцент, доселе не подававший признаков жизни, так что все онем начисто забыли, приподнялся на локтях.

В лунном свете видно было, что по лицу у него текут слезы, алицо искажено сумасшедшей надеждой. Он, конечно же, понимал, что никто его насебе не потащит, но надеялся на чудо, потому что больше не на что былонадеяться. Тихо повторил:

– Мужики…

– Ну что уж тут… – негромко сказал Синий. – Ну, коли ужтак… Судьба. – Он выдвинул барабан здоровенного «Айсберга», огляделкругленькую обойму, подцепив ее ногтем. – Пульки резиновые. Если прижать квиску и нажать – будет то же самое, что и свинцовые девять грамм. Ничего лучшене придумаешь… – Он перегнулся на нары и положил револьвер рядом с Доцентом. –Только прошу тебя, как человека – погоди немного, а? Пока мы там все провернем.И все кончится. Все… Как человека прошу, не спеши…

И отвернулся к двери, махнул рукой. Остальные гуськом,стараясь ступать бесшумно, вышли следом за ним на веранду. На небе не было ниоблачка, сияла луна, густые черные тени ближайших бараков кое-где накрылипроволоку и протянулись за ограду, заканчиваясь уже на свободе.

– Хорошо-то как, – прошептал Синий. – Удачно. Втени как раз и подойдем, во-он туда… Ну, живо!

Вокруг стояла совершеннейшая тишина без малейших признаковжизни. Цепочкой они перебежали неширокое открытое пространство, укрылись в тенипоследнего барака. Теперь от проволоки их отделяло метров тридцать. Тишинапо-прежнему окутывала лагерь, возле ворот ослепительно сиял прожектор,направленный на них с вышки, – а больше электричество нигде не горело, ислышно было, как в тайге пронзительно, скрипуче, ритмично вскрикивает какая-тоночная птица.

– Все всё помнят? – в десятый раз спросил Синий. –По счету «три» лягаш с лосем – на рывок, остальные следом… Раз… два… три!

Вадим прекрасно понимал, что настала пора действовать, изнал, что другого шанса у него не будет. Мимо него пробежали все до единого,зачем-то пригибаясь, – и тогда он вспугнутым зайцем помчался направо,вдоль барака, выскочил в неширокую полосу белесого лунного сияния, вновь нырнулво мрак, уже не владея собой, – разум подсказывал, что лучше перебежками,а ноги сами несли к клубу, так, словно собирались выпрыгнуть из-под задницы имчаться самостоятельно…