Мазур не поворачивал в ту сторону голову, лишь косилсяиз-под темных очков. И все больше убеждался, что дело нечисто. Всякая толпаподчиняется определенным законам, она неорганизованна и хаотична, словноморская гладь. И одиночки, и пары и даже те, кто пришел сюда компаниями,вели себя одинаково – теснились, пихались, орали и махали своимипричиндалами... но на их фоне, как подводный камень, четко выделялась совсем другаягруппа,человек в семь-восемь. Она-то как раз, двигаясь целеустремленно и не так ужмедленно, продвигаласьпрямо к трибуне уверенным курсом, словно выходящая напозицию торпедного залпа подводная лодка...

Теперь все внимание Мазур уделял исключительно этой группе.Тем более что парочка рож была ему определенно знакома – не далее как позавчераони от него крепенько получили в борделе. Они самые. А вон и третий, что был сним тогда... Все, как на подбор – крепкие ребята с решительными рожами, поройони, подлаживаясь под окружающих, орут что-то с видом восторженных избирателей,машут руками оратору, но это именно минутное притворство, а на деле они скаждой секундой продвигаются ближе и ближе, словно топор сквозь кашу, ловко ибесцеремонно раздвигая всех оказавшихся на пути – то вежливо, то вовсе ужхамски.

Ошибиться Мазур не мог – это азбука... Они были спаяны общимзамыслом и единой целью, они неудержимо перли вперед, как сыгранная команда, покрайней мере, часть из них, те, знакомые рожи работали на конкурента, и это всенеспроста...

Мазур растерянно оглянулся – он не видел Пепе там, где парнюбыло положено находиться, а значит, инструкций получить не от кого, придетсяимпровизировать... Предположим, это акция. Что он сам сделал бы на их месте,чтобы облегчить задачу? Да просто-напросто устроил бы отвлекающий маневр –рванул бы в другой стороне, если не гранату, так сильную петарду или тамгазовую бомбу, чтобы началась паника, чтобы все внимание охраны было прикованок месту взрыва, а тем временем основная группа... Мать их, они уже метрах вдесяти от нижних ступенек, и клиентна линии огня, а полицейский далеко, надевок таращится, с другой стороны и вовсе никого нет, подходы не прикрытысовершенно... все!!!

Когда сзади, слева, совсем неподалеку от трибуны, что-тооглушительно грохнуло, когда в той стороне резанулотчаянный многоголосый вопльи толпа колыхнулась в первом приступе слепой паники, Мазур даже ухом не повел,не обернулся в ту сторону. Тебыли совсем близко, он видел напряженно-яростныерожи, движение руки под легкий пиджак, возникший из-под полы длинный вороненыйпредмет...

И прыгнул ногами вперед прямо в толпу, на головы нападавшим.Извернувшись в полете, заплел ногами шею субъекта с пистолетом, оттолкнувшисьлоктями от груди его соседа, грамотно и продуманно повалился под ноги стоящим,легонько придушив в перевороте свою добычу, враз выбив пистолет ударом по кистисверху. Приземлившись, не теряя ни секунды, мимоходом подсек чьи-то ноги,неважно чьи, все равно они тут одна компания, сложенной лодочкой ладонью выбилдыхание из падающего...

И, оттолкнувшись, взмыл на ноги, нанеся по сторонам несколькобезжалостных и молниеносных ударов. Нападавшие рушились вокруг него, как кегли,они не успели отреагировать толком, не говоря уж о том, чтобы сопротивляться...

А там и подмога подоспела – когда воевать, собственно, сталоуже не с кем. С полдюжины полицейских навалились на ушибленных Мазуромзлоумышленников, с превеликим энтузиазмом выкручивая тем верхние конечности,попирая форменными ботинками шеи и спины, размахивая наручниками, резиновымидубинками и нечищенными толком револьверами, возбужденно вопя. Единственный не приложенныйМазуромнападавший пытался протиснуться сквозь любопытно сомкнувшуюся толпу и по пятаму него топотали деревенщины в штатском, азартно перекликаясь.

Мазур выпрямился, отряхивая новехонький костюм – надосказать, подобранный донной Розой со вкусом. Огляделся. Паника сама собойутихла, так и не разгоревшись толком, убитых и раненых что-то не видно, а с тойстороны, где был взрыв, тянет едким чадом вроде запаха горящей резины – значит,все же не граната, а именно петарда, как он и предполагал...

Прямо под ногами у него лежала довольно убойная, вовсе нелюбительская штучка – вороненый «Вальтер» с черным глушителем – опять-таки несамодельным, а фабричным, весьма надежным в работе. Кто бы эти ребятки не были,они понимали толк в некоторых вещах – не окажись тут Мазура, могло и выгореть.До мишенибыло не более пятнадцати метров, для хорошего стрелка достаточно,ствол можно без промедления выбросить под ноги и с чистой совестью пуститьсянаутек, изображая смертельно перепуганного зеваку...

Пепе так и не появился. Зато дон Себастьян Санчес, надежданарода, был великолепен. Он не потерял ни секунды, не растерялся и не дрогнул:едва только приутихли вопли и суета и люди вновь обернулись к трибуне, Санчеспрокурорским жестом выкинул руку в сторону скрученных злоумышленников, которыхвсе еще сгоряча гнули и пинали, закричал в микрофон столь эмоционально ивыразительно, что не требовалось понимать испанский. Смысл патетических фраз итак ясен донельзя: смотрите, люди добрые, на разоблаченных наймитов подлогосоперника, козлов поганых! Гляньте только на их гнусные хари! Хрен им чтообломилось! Спасла любовь народная честного человека, трибуна и заступника! ине испортят нам обедни злые происки врагов...

Судя по восторженному реву толпы, примерно это она иуслышала – а заступник народный, вальяжно спустившись по добротно сколоченнойлестнице, приблизился к Мазуру, какое-то время, сожалеючи качая головой сблагородными сединами, разглядывал пистолет с глушителем, который один изполицаев демонстрировал зрителям со столь гордым видом, словно сам им завладелв честном бою. Потом, картинно распростерши руки, заключил Мазура в тесныеобъятия под крик и рукоплесканья надвинувшейся толпы. «Чего там, – подумалМазур, покорно мотаясь, как кукла. – Скромный герой завсегда себяпокажет...»

Он ухмыльнулся про себя, представив, какая физиономия сталабы у дона Себастьяна Санчеса, узнай он, что обязан жизнью советскомувоенно-морскому спецназу – и какой вой подняли бы конкуренты, стань им каким-точудом известно, кто Санчеса охранял...

Так уж странно устроена человеческая психика, что Мазур,войдя в старинное, помпезное и полное архитектурных излишеств здание мэрии,поймал себя на том, что шагает гоголем, испытывая нечто вроде законной гордости– поскольку не жалким просителем сюда приперся с робкой мордой и тремором вколенках, не челобитчиком, а полноправным членом победившей команды,триумфатором и завоевателем. Пусть даже в чужой личине, но – победитель, как никрути, нашабанда выиграла, народ проголосовал за дона Себастьяна Санчеса, аглас народа, как известно...

В коридорах царила нездоровая суета, явно несвойственнаясему почтенному заведению во времена скучные и будничные. Забавно, но Мазур,новичок в заграничной политике, без особого труда мог с полувзгляда определить,где победители, а где проигравшие – тут не нужно быть семи пядей во лбу,достаточно оценить выражение лиц, четко делившееся на две крайности: однилопаются от радости, другие погружены в печаль...