Стоило ему войти в обширную приемную, битком набитую тем жесуетящимся народом, как навстречу ему шустро кинулась секретарша, пожилаямумиеобразная сеньора в скучном сером костюме, как две капли воды похожая наотечественную профсоюзную активистку – настолько, что Мазура оторопь пробрала впервый миг. И возвестила с усердием цепной собаки, что сеньоралькальдвелелнезамедлительно пригласить к нему сеньора Джонни, как только последнийобъявится.

Когда высоченная дубовая дверь бесшумно затворилась заМазуром, хватило одного взгляда, чтобы сообразить: новоиспеченный сеньоралькальд не относится к тем бессердечным субъектам, что лишены простойчеловеческой благодарности и полагают, будто услуга, которая уже оказана, ничерта не стоит...

Вовсе даже наоборот: дон Себастьян Санчес скорее впал вдругую крайность, он кинулся навстречу Мазуру, столь энергично распахнувобъятия, столь дружески сияя, что во рту стало приторно, будто Мазур навернулодним махом полкило сахару.

– Как я рад вас видеть, мой юный друг! – воскликнул донСанчес, увлекая Мазура к великолепному столу с гнутыми позолоченными ножками,усаживая в столь же великолепное кресло и подсовывая стакан с виски. – Нетнужды повторять, как я вам благодарен, вы и сами понимаете, что спасли мнежизнь... Этот мерзавец Рамирес, разложившийся и коррумпированный... Ну, будемнадеяться, история и правосудие еще воздадут сторицей этому гнусному субъекту всамом скором времени... – он уселся за стол, положил локти на роскошнуюстолешницу, украшенную инкрустацией из разнообразнейших сортов дорогого дерева,пытливо глянул на собеседника. Улыбка исчезла у него с лица, словно повернулинекий выключатель. Глаза в сеточке морщинок были умные и проницательные. –Что же, забудем о неприятном и займемся проблемами насущными... Что же мне свами делать, Джонни? Я просто обязан что-то для вас сделать...

– Я... – заикнулся было Мазур.

– О, ни слова! – властно поднял ладонь сеньоралькальд. – Все обуревающие вас благородные чувства написаны на вашемлице. Вы скромны, тактичны, это видно... Другому, признаюсь, я без особыхраздумий сунул бы немаленькую пачку радужных бумажек, и оба мы считали бы этозакономерным финалом, устраивающим обе стороны... Но вы, Джонни, человек иногополета, верно? Ваше лицо вовсе не похоже на физиономию недалекого субъекта,ждущего вещественной благодарности...

– Надеюсь, – вставил словечко Мазур.

– Вы – человек иного полета, это ясно, – повторилалькальд. – Грубая, материальная благодарность одноразова и конечна, ведьтак? А вы наверняка хотите от жизни чего-то большего... Вы согласны стать моимдругом и сподвижником, Джонни? Я умею ценить верность, преданность и деловыекачества. Вы уже неплохо зарекомендовали себя, и в заведении нашей милейшейсеньоры Розы, и позавчера на площади... Это в парашютистах вас научили так великолепнодраться?

Мазур кивнул, подумав, что тут не обошлось без откровенийдонны Розы – никаких сомнений, теснейшим образом повязанной с этим деятелем.

– Прекрасно, – кивнул Санчес. – Если что-то испособно погубить нашу многострадальную страну, так это отсутствиепрофессионализма. Мы, латиноамериканцы, потерпели немало поражений не в силукакой-то лени или иных национальных пороков, а как раз в силу того самоговопиющего непрофессионализма. Испокон веков пытались решать все проблемы спровинциальной небрежностью. Чего ни коснись, везде этот дурной провинциализм.А в итоге субъекты вроде Рамиреса довели провинцию до полного упадка... Янамерен решительно это переломить. Мне нужна команда. Я хочу, чтобы на любомучастке работы, о чем бы ни шла речь, стояли не провинциальные лентяи, а люди,приученные работать толково, на уровне мировых стандартов. Вот взять хотя бывас, Джонни – молоды, энергичны, повидали свет, служили в парашютистах...Прямо-таки бесценная находка для иных ответственных поручений... Что скажете?

Мазур, глядя ему в глаза открыто и честно, сказал:

– Мне чертовски нравится ваш город, дон Себастьян. У менятут появились настоящие друзья, а вдобавок – возможность сделать неплохую дляпростого бродяги карьеру... Не настолько я глуп, чтобы отказываться.Располагайте мною, как найдете нужным.

А что еще прикажете ответить, если хотите жить в этом городеспокойно и привольно, прежде чем придет пора сорваться в дорогу?

– Прекрасно, – сказал алькальд. – Простопрекрасно. Я рад, что правильно вас оценил...

– И чем же мне предстоит заниматься? – напрямую спросилМазур.

– Не спешите, – с милой улыбкой ответилалькальд. – Я вовсе не собираюсь немедленно нагружать вас поручениями.Какое-то время нужно будет разгребать все эти авгиевы конюшни, оставленныепредшественником... Но, будьте уверены, ваш час придет, и весьма скоро. –Он поморщился с искренней брезгливостью. – Чертов Рамирес... Это ужевыходит за рамки политической борьбы... Какова штучка...

Он достал из ящика стола тот самый вальтерок с глушителем,повертел его в руках, держа довольно умело, протянул Мазуру:

– Рамирес, конечно, мерзавец, но игрушка хороша...

– Безусловно, – согласился Мазур, повертел пистолет,вернул собеседнику.

Тот решительно отстранил его руку:

– Оставьте себе. У вас глаза разгорелись... Молодые людилюбят такие игрушки, я понимаю. Считайте это маленьким подарком, совершеннонесоизмеримым той услуге, которую вы мне уже оказали.

Мазур с непритворным удовольствием опустил пушку вовнутренний карман пиджака, глушителем вверх, нерешительно спросил:

– У меня с ним не будет... проблем?

– Джонни! – укоризненно воскликнул алькальд. – Вы– мой друг, член команды, какие тут могут возникнуть проблемы? Начальникполиции весьма разумный человек, он уже успел принести заверения, присягнуть наверность... Менять его нет смысла, гораздо проще и выгоднее держать на короткомповодке, используя все, что о нем к настоящему моменту известно... В общем,любой мой друг, любой преданный сотрудник, усердно работающий на благо народа иего представителей в лице новой администрации, может не бояться каких-тонеприятностей с полицией. Носите смело... – он сделал паузу, принялозабоченный вид. – Вот, кстати, о начальнике полиции, Джонни... Он толькочто приходил ко мне посоветоваться по крайне деликатному вопросу, касающемусявас...

– В чем дело? – насторожился Мазур.

– Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки... –алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил передМазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой краснойлинией.

Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал нислова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смыслесочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу.Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близкок исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке.И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составленсогласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.