Изабелла состроила неописуемую гримасу:

– Ой, ну ты деревня... «Подземка», «трасса», «белаядорога»... У вас в Австралии все такие? Или там у вас порошканету? Да нет, неверю, он везде есть...

– Порошок? – многозначительно переспросил Мазур.

– Ага, дошло? Кокаин, – прошептала она. – Подземкаведетиз джунглей на северо-западе в Чакон. Доставка груза, ясно? А тут у нас –перевалочный пункт. Станция, как кое-кто выражается. Таких станцийнесколько повсей стране. Это важное место, балда ты кенгуриная. На станции договариваются,покупают и продают партии, направляют караваны, решают всякие другие дела.Раньше «начальником станции» был дон Рамирес, но он где-то что-то намудрил,замутил не то, вот и выпал из доверия у больших боссов. Они взяли да иназначили Санчеса новым начальником. Потому он с таким перевесом и выиграл –денег было вброшено, трудов вбухано. Рамирес, дурак, поначалу не понял ничерта, дергаться пытался, головорезов своих присылал, они с пушками баловали...ну да ты сам знаешь. Только в день голосования прикатили элегантные кабальеро изсамой из столицы и объяснили ему, что к чему. Собрал дон Рамирес свои пожитки идернул подальше отсюда, пока ноги целы, глаза смотрят и все потроха при нем...Ну, ты понял? Дон Себастьян теперь сидит на «подземке». А Пепе Золотозубый,между прочим, сейчас гниет где-нибудь в чащобе – потому что работал еще и наРамиреса, а в этом бизнесе такое не приветствуется...

Мазур виртуозно выругался про себя. Все сходилось, до единойдеталюшечки. Надежные парни, не боящиеся мордобоя и крови, наполеоновскиезамыслы, связи и стволы... Действительно, чесать отсюда пора во все лопатки...

Изабелла значительно подняла указательный палец и протянулас нескрываемым превосходством:

– Ну, понял полныйрасклад, дубина? Тебе это нужно? Нет, я неговорю, что алькальд или Роза собираются тебя обманывать... Они и в самом делетебя готовы взять в полноправные сообщники... вот только, Джонни, ты при этомбудешь на десятых ролях, вроде девок из борделя. Порошок – тяжелый бизнес,если ты не знал. Поднятьсяудается одному из тысячи. А остальные так и будутшестерками, которые в любой момент могут словить крупные неприятности, а то ипулю. Или ты всерьез рассчитываешь вылезти в большие боссы? Не смеши!Годик-другой проболтаешься в шелковой рубашке, с золотой цепью на шее иблескучками на всех пальцах – а потом непременно во что-то такое вляпаешься.Знаю, насмотрелась. Была у меня парочка таких вот, постоянных клиентов.Рассказать, как они кончили? Одного запечатали лет на двадцать в тюрьмуСанта-Консуэло, а второго свои же заподозрили, черт его знает, обосновано илинет, но только парень исчез, как мыльный пузырь: хлоп – и нету... Шестерокрежут без жалости, а то в полицию сдают, когда той нужно создать видимость, чтос «подземкой» она все же борется... Что помрачнел? Начало помаленьку доходить?Ну и, слава богу, значит, в башке у тебя есть кое-что, помимо сена... Парень,чеши ты отсюда, бери с меня пример!

– Ну? – без особой тревоги или нетерпения спросиладонна Роза, когда Мазур вошел и положил на столик ключи от машины.

– Все в порядке, – сказал он, взяв протянутыйстакан. – Посадил ее в поезд и даже помахал вслед носовым платочком, какистому кабальеро и полагается...

– А о чем болтали по дороге?

– Да так, пустяки, – сказал Мазур, стойко выдержав ее взгляд. –Она прихлебывала виски и хвасталась, что теперь-то непременно выйдет замуж иоткроет швейную мастерскую...

– И все? – недоверчиво спросила хозяйка.

Мазур пожал плечами:

– Ну, точности ради стоит упомянуть, что ругала она тебядолго и изощренно...

Донна Роза грустно вздохнула:

– Ну да, конечно, как обычно. Все эти стервочки, как одна,не умеют быть благодарными. Извлекаешь их из грязи, пристраиваешь в приличноеместо, даешь возможность подкопить денег... За все твои старания всякий разтебя же с грязью и смешают... А больше она ничего не говорила?

– Да нет, – сказал Мазур. – Две темыприсутствовали: непристойные, прости, словечки в твой адрес, да похвальбабудущей швейной мастерской...

Донна Роза сощурилась рассерженной кошкой:

– Держи карман шире! Думаешь, она и в самом деле откроетпрачечную или табачную лавку? Ничего подобного, поверь моему опыту. Все ониочень быстро приходят к выводу, что проще и денежнее будет самим открытьбордельчик. И прогорают большей частью, – добавила она мстительно. –Потому что гораздо проще лежать, раздвинув ножки. Организовать бизнес немноготруднее, тут нужна голова, а не только... – она спохватилась и вновьприняла вид дамы из общества. – В общем, быть толковой хозяйкой гораздотруднее, чем простой девкой, хотя кое-кто полагает наоборот...

«Ну, тебе виднее», – философски подумал Мазур,благоразумно держа все мысли при себе. Вообще, он дал себе клятву стать отнынеобразцом осторожности... и вновь захворать манией преследования в самой тяжелойформе. После пьяных откровений Изабеллы ухо следовало держать востро. Ну,предположим, пройдет достаточно времени, прежде чем его начнут впутывать,глядишь, и успеешь до этого благополучно смыться. И все же, следует бытьначеку. Никакая это не сонная провинция, как выяснилось. Оплошаешь – схавают итапочек не выплюнут...

– Джонни, садись поближе, – сказала дона Роза словно быв некоторой задумчивости. – Нужно поговорить...

Мазур повиновался – с первого взгляда было видно, что речьсейчас пойдет не о трудах постельных.

– Я тебе хочу поручить одно деликатное дело... – началадонна Роза медленно. – Только уясни как следует, Джонни: это мое дело,понимаешь? Исключительно мое. Конечно, дон Себастьян – мой друг и благодетель,но, как выражаются неотесанные элементы, дружба дружбой, а монета врозь...Понимаешь?

– А что тут непонятного? – пожал он плечами. – Вконце концов, дон Себастьян мне не отец родной, и никаких клятв я кровью покачто не подписывал. Как-никак подобрала меня, голого и босого, ты, милая, аникакой не дон Себастьян, а мы, австралийцы, умеем быть благодарными... Значит,как я понимаю своим острым умом, речь пойдет о деньгах?

При упоминании об остроте ума на лице у нее, как и следовалоожидать, появилась гримаска легкого превосходства – которую недалекийавстралиец, конечно же, не заметил, как ему по роли и полагалось. Нахмурив лобв некотором раздумье, она сказала:

– Знаешь, что самое смешное, Джонни? Я толком неуверена. Но чутье у меня тонкое, особенно на презренный металл, и я нутромчувствую за всем этим что-то такое...

– Ну, чего тут непонятного, – сказал Мазур. –Когда я ходил на панамском танкере, у нас был боцман. Так этот обормот,представь себе, не только чуял нутром за километр кабаки и полицейские патрули,но и...

– Джонни, давай посерьезнее! – резко прервала она все стем же тягостным раздумьем на лице. – К черту каких-то там боцманов...Совершенно дурацкое сравнение. Можешь ты всерьез проникнуться делом?