По крайней мере невольники в это верили свято…

Надсмотрщик Гвалиор неторопливо шагал вдоль длинной вереницыпозвякивающих цепями каторжников. Он жил в Самоцветных горах вот уже скорошесть лет, и рабы хорошо знали его. Всем было известно – он не начнёт без делаорать и размахивать во все стороны кнутом. Оттого, когда он сопровождалневольников с одних выработок на другие, они вели себя смирно и шли, куда онприказывал, не затевая препирательств и ссор. Чтобы в следующий раз к ним неприставили какого-нибудь зверюгу, назначенного Церагатом… Оттого и сам Гвалиор,вместо того чтобы настороженно озираться и держать оружие наготове, просто шёл,думая о приятном. Скоро в очередной раз приедет благородный саккаремец,добродетельный купец Ксоо Тарким. С ним прибудет двоюродный дядя Гвалиора,Харгелл. Он увезёт домой скопившийся заработок и письмо для невесты. А Гвалиорполучит ответ девушки на послание, написанное им в прошлом году…

Какой она стала теперь, его Эреза? Наверное, повзрослела,стала полнотелой красавицей. Была ведь совсем девчушкой, когда расставались…Пугливой, голенастой девчушкой…

Гвалиор нахмурился, вздохнул и подумал о заветной фляжке саметистом на донце, сохраняемой во внутреннем кармане одежды. Правду молвить,письмо, полученное год назад, его не слишком обрадовало. Гвалиор читать умелплохо, он, собственно, кроме этих её писем, ничего и не читал. Зачем ему, онведь не рудослов, не разметчик и не мастер гранильщиков… Но даже будь онграмотеем из грамотеев, таким, как Шаркут, – легко ли с определённостьюрассудить по короткой грамотке, нацарапанной даже не самой девушкой, а с еёслов соседом?.. Которому скромная нардарская невеста, конечно, ни за что недоверила бы сокровенного?..

И всё-таки… Он долго не мог понять, что же ему непонравилось в её письме, но потом сообразил. Она обращалась словно бы не кбудущему супругу, а к чужому человеку, с которым ей приходится быть милой ивежливой не по душевной склонности, а просто потому, что так принято…

Наверное, Гвалиор вовсе поглупел от рудничного смрада, вотему и мерещилось. Конечно, она просто отвыкла и немного подзабыла его за всеэти годы. А может, даже чуточку побаивается его нынешнего, ждёт и в то же времястрашится его возвращения. Она помнит застенчивого и ласкового паренька, авернётся матёрый мужик, огрубевший, видевший мир, привыкший к дракам и ругани.Как принять его, как заново разглядеть в нём того, кого украдкой целовалакогда-то?..

«Здравствуй, Эреза, – в тысячный раз начал он мысленноповторять своё давным-давно приготовленное послание, и по телу безо всякоговина разбежалось тепло. – Мне осталось здесь служить год, самое большеедва. Тогда я вернусь вместе с дядей Харгеллом, и мы сыграем нашу свадьбу. Неочень пышную, но перед людьми будет не стыдно…»

Голова длинной цепочки кандальников преодолела последнююступеньку довольно крутого хода и выползла в обширный зал. Гвалиор оставилрадостные мысли о будущей свадьбе и поспешил вперёд. В этом зале имелась«святая» площадка. А значит, следовало держать ухо востро.

Большая пещера была хорошо освещена. Вернее, здесь гореливсё те же масляные светильники, что и повсюду, и не в большемколичестве, – просто камень и свисавшие с потолка сталактиты были почтисовсем белыми в тех местах, где их не успела покрыть жирная копоть. Поэтомуздесь всегда казалось светлее, чем в соседних залах, прогрызенных водой в буройи почти чёрной породе.

И Гвалиор сразу увидел, что сбылись его худшие ожидания. Покраю «святой» площадки прохаживался молодой надсмотрщик, которого Гвалиор оченьхорошо знал. Этого парня – тогда ещё мальчишку – привёз на рудник всё тот жеторговец рабами, Ксоо Тарким. С тех пор прошло четыре года. Мальчишка сталмолодым мужчиной, ловким, широкоплечим. А кроме того, жестоким и очень опасным.Настолько, насколько может быть опасен сын дикого племени, отошедший от порядкажизни, установленного предками. Любимец и выученик Церагата по-прежнемуоставался рабом, но среди надсмотрщиков рабов была половина, и свободные не очень-тозадирали перед ними носы. Так гласил воистину мудрый закон, существовавшийстолько же, сколько и сам рудник. Надсмотрщики должны быть заодно. А уж еслиприспичит выяснять между собой отношения – то как мужчина с мужчиной, а не какхозяин и раб. Так вот, насколько Гвалиору было известно, с этим парнемпредпочитали не связываться. По мнению многих, он очень хорошо соответствовалсвоему родовому прозвищу: Волк.

Как раз когда Гвалиор выбрался по крутым ступенькам издудки, Волк похлопал себя руками по бёдрам и с широкой ухмылкой обратился ккандальникам:

– Эй, крысоеды! Ну что… это самое… хочет кто-нибудь насвободу?..

Это был ещё один закон, испокон веку чтимый в Самоцветныхгорах. Иногда надсмотрщиков тянуло развлечься, и тогда кто-нибудь из нихпредлагал рабам поединок, ведь истинный вкус удовольствию доставляет некоторыйоттенок опасности. Вызвавшегося раба расковывали, и он – с голыми руками или скамнем, выхваченным из-под ног – должен был драться против надсмотрщика,вооружённого кнутом и кинжалом, а нередко ещё и в кольчуге. Тем не менеежелающий находился всегда, ибо тому, кто побьёт надсмотрщика, обещали свободу.Длился же поединок до смерти. И тот, с кого перед сражением снимали оковы,знал, что больше ему их не носить. Он или выйдет на свободу, или погибнет. Досих пор, как все отлично знали, надсмотрщики побеждали неизменно: таким путёмна свободу за всю историю Самоцветных гор не вышел ещё ни один человек. Однакораб для поединка раз за разом отыскивался. Иные думали – кто-то же станеткогда-нибудь первым, так почему бы не я? Всё должно с кого-то начаться, такпочему не с меня?.. Для других схватка с надсмотрщиком становилась способомсамоубийственной мести…

Гвалиор лишь досадливо покачал головой, когда из вереницы,которую он сопровождал, отозвался дрогнувший от волнения голос:

– Найдётся!

Говорил молодой вельх, проведший неполный год под землёй. «Аведь чуял я, что этим всё кончится!..» Вельх, как многие его соплеменники, былотчаянным, горячим и дерзким до безрассудства. Гвалиор не единожды отводил отнего гнев других надсмотрщиков, спасая от порки, а может быть, и от смерти.Паренёк, однако, всё же нашёл где свернуть себе шею. Соседи-кандальникиневольно от него откачнулись, а он остался стоять гордо и прямо, отделённый отовсех незримой стеной одиночества… и обречённости. Уж таков был этот народ.Герои вельхских сказаний шли в свою последнюю битву, сопровождаемые целым хоромзнамений и пророчеств, сулящих погибель. Им снились недобрые сны, а верные конине желали становиться в колесничную упряжь и обнюхивали хозяев, роняя горькиеслёзы… Какие сны посещали в эту ночь юношу-вельха, никто уже не узнает. «Нетерпится тебе на тот свет, – мысленно плюнул Гвалиор. – Что ж…» Онзнал, как звали парня. Мал-Нахта. Мал-Нахта из семьи Белой Гривы, осевшей навостоке, на самой границе Вечной Степи.

Гвалиор ничего не смог бы сделать для него, даже если бызахотел. Вызвавшемуся на поединок обратной дороги нет.