– Кто такой Мироныч?!

– А! – бодро ответили в трубке, – так это стадион! Имениэтого самого… революционного пролетария Кирова Сергея Мироновича! ОбойдешьСергея Мироныча, увидишь эллинги, ну, для лодок, и нужники деревянные, а може,и не нужники, хто их знает! Обойдешь, и тута он будет лежать. Я ему под головусейчас подложу чегой-нибудь, а сам уйду, мне светиться без надобности, ещеперекинется, а мне тогда не отмазаться. Поняла, что ль, Аленушка?

Катя молчала.

– Только я трубу-то с собой прихвачу. Ну, портмоне тоже.Документики мне до лампады, а вот лопатничек пригодится, ты на меня обиду недержи!.. И поспешай, девуля, этот твой… не так чтоб очень хорош-то!.. Того игляди… Хотя вроде пока дышит. Чего ты замолкла-то, девуля? Или не больно онтебе нужен, без лопатника да побитый весь?

Катя Мухина глубоко вздохнула. Рука, державшая телефон,вдруг затряслась. Катя приказала ей не трястись, и рука послушно замерла.

– Значит, вы нашли человека, он лежит за стадионом Кирова наКрестовском, возле каких-то эллингов и сараев. Вы взяли у него телефон и сейчаспо нему разговариваете. Он избит, но дышит. Я должна приехать и его забрать. Выменя дожидаться не станете. Деньги и телефон вы возьмете себе, документыоставите и уйдете.

– Блеск! – похвалил Катю ее собеседник. – Шевелишь рогами-то!

– Зачем вы ответили на звонок? – вдруг спросила Катя. Ейказалось, что это важно. – Почему просто не выключили телефон и не выбросиликарточку?

– Чего я, зверь какой? – обиделся Иван Иванович Иванов. –Може, он помрет тута, а если ты подскочишь, еще, може, и не помрет! Естьразница? Улавливаешь?

– Улавливаю, – согласилась Катя.

– А телефон и бабки мне за вредность! – В трубке опятьзабулькало. – И за гражданскую ответственность мою! Полагается мне заответственность или не полагается?!

– Полагается.

– Ну, бывай тогда, не кашлять тебе!..

– Подождите! – закричала Катя. – Он… вы на самом деледумаете, что он может умереть?!

– А хто ж его разберет! Говорю же, дышит вроде! Ты бы лучшесо мной лясы не точила, а колесами крутила, девуля! Поняла, куда крутить, илиповторить тебе?

– Не нужно мне повторять, я все поняла.

И тут же в трубке у нее никого не стало, коротко пропиликалигудки, и воцарилась тишина.

Катя Мухина – Зосимова по мужу – поднялась с лавочки и пошлапо дорожке. Гравий мерно поскрипывал под подошвами ее туфель. Эти туфли,нарядные, веселые, они на прошлой неделе купили с Ниночкой в дорогущем магазинена Невском. Они тогда перемерили кучу туфель. Ниночка сказала – осеньюобязательно нужно покупать красивые и нарядные туфли, чтобы было не так грустножить, и заплатила за свои и за Катины тоже.

Катя дошла почти до самого выхода из сквера и тут тольковспомнила про свой драгоценный портфель, который берегла как зеницу ока.

Она неторопливо повернулась и побрела обратно к лавочке.Гравий все скрипел.

Происходящее не укладывалось у нее в голове.

Она себе это представляла следующим образом: длинные-длинныезанозистые доски, цепляющие за руки и одежду, нужно запихнуть в небольшойящичек. Доски не лезут в ящичек, и даже непонятно, как именно можно их тудауложить.

Никак.

Ниночка убита, и Глеб Петрович где-то на Крестовском островележит за какими-то сараями, и нужно спешить, чтобы он не перестал дышать. Он толи избит, то ли ранен, и все это где-то рядом с Катей Мухиной, совсем близко,касается ее, как чужое дыхание касается щеки, и хочется отстраниться,отвернуться, и нельзя, никак нельзя!..

Папа, оберегавший дочку от всего на свете, сошел бы с ума!..

– Нужно спешить, – сама себе сказала Катя Мухина, и какой-топарень, пережидавший вместе с ней на светофоре, посмотрел насмешливо.

Да-да!.. Нужно спешить! И еще нужно перестать думать.Перестать засовывать длинные занозистые доски в маленький аккуратный ящик!..

Светофор переключился, Катя бросилась через дорогу, на ходудоставая ключи от машины. Крестовский – это не близко, особенно если учестьбудничные питерские пробки!..

– Хватит! – строго сказала она себе, когда рука опятьзадрожала. Катя увидела собственную задрожавшую руку как бы со стороны, когдавставляла ключ в зажигание. – Я сейчас поеду и сама во всем разберусь!

Первый раз в жизни она сказала вслух, что «разберется сама»!Почему-то всегда получалось так, что разбирался кто-нибудь другой.

Однажды ее затолкал в куст боярышника Вадик Семенов,одноклассник. Ей было тогда лет шестнадцать, и она уже слыла книжным червем изанудой. Неизвестно, почему Вадик затолкал в куст именно ее – может, на спор, аможет, воспылал романтическим чувством. Впрочем, до заталкивания в куст ониочень мило дружили!.. То есть Вадик звонил ей по вечерам и приходил списыватьалгебру и биологию. У нее всегда были пятерки по биологии.

Он приходил чинный, причесанный на бочок, здоровался смамой, списывал, а потом еще оставался пить чай.

– Приглашай Вадика чай пить, – говорила мама, когда, списав,одноклассник собирался уходить.

Катя приглашала, и Вадик моментально переставал уходить и сготовностью усаживался за стол.

– Какой хороший мальчик! – восхищалась мама. И Катя с нейсоглашалась.

А потом он потащил ее в куст – вот тогда Катя поняла, чтозначит чужое дыхание на собственной щеке, пахнущее то ли луком, то ли рыбой, инет никакой возможности спрятаться, увернуться, вернуть все обратно, в«докустовое» состояние, в котором все было так хорошо и правильно!.. Ичистоплотность – главная в тот момент часть тебя самой! – вдруг оказываетсябудто раздавленной грязным ботинком, и ее нужно спасать, и неизвестно, какименно спасать, ведь это же не кто-то чужой и страшный, это друг Вадик Семенов!

Катю – вместе с ее чистоплотностью! – спас Глеб Звоницкий.Все же она была губернаторской дочкой, и машина приезжала за ней каждый день.

Незнамо откуда в середине куста вдруг появилась рука,выволокла Вадика и вцепилась ему в ухо – а Вадик был здоровенный!..

Катя вылезла сама с независимым и несчастным видом, сгорящими щеками и растрепанным «хвостом». Первым делом она подтянула резинку на«хвосте», а потом уже посмотрела, что происходит.

Происходило избиение младенцев. Глеб Петрович таскал Вадиказа оба уха, а тот выл и вырывался.

Потом была «гроза». Глеб отвез Катю в какое-то тихое место итам довольно долго прочищал ей мозги.

Он ничего не понял. Он говорил, что девушка – особенногубернаторская дочь! – должна быть разборчивой и не лазать со всякими идиотамив кусты.