– А вы не знаете, где он может быть?

– Милая вы моя, да я его лет пять не видел, а может, ибольше! Вы вот фамилию назвали, я и подумал: вдруг тот самый?..

– Меня зовут Екатерина, – сказала девица строго. – Неназывайте меня «милая моя»!

Кажется, губернаторскую дочь и впрямь звали Екатериной,вдруг припомнилось Щербатову.

– Вот что, Екатерина. Вы езжайте домой, а вечерком или лучшезавтра позвоните сюда, в гостиницу. – Он говорил врастяжечку,нарочито-успокоительным фальшивым тоном. – Глеб уже наверняка будет на месте,вы к тому времени успокоитесь, все ему расскажете, может, еще окажется, что всеживы и здоровы…

– Да я не сумасшедшая! – громко перебила предполагаемаягубернаторская дочка, и Владик посмотрел ей в лицо. И впрямь никакого безумияне было у нее в глазах, только, пожалуй, какое-то сердитое отчаяние. – Ниночкувчера убили! А она была самым близким мне человеком. Последним. Сначала нестало папы, потом мамы, Митьки давно уже как будто нет! Была только Ниночка,неужели вы не можете этого понять?! А ее убили! Вместо меня.

– Не кричите.

– Я не кричу.

– Карточка от вашего номера готова, – сказала над ухомВладика материализовавшаяся из воздуха девушка-портье. – Извините нас зазадержку, господин Щербатов.

Владик так и не понял, слышала портье про убийство какой-тоНиночки или не слышала. Очень бы не хотелось, чтоб слышала!.. У него своихзабот полно, не хватает еще досужих разговоров и пересудов!..

– Ну, я пойду, – сказал он, поднимаясь. – И вы езжайтедомой, Екатерина. А я, если увижу Глеба здесь, в гостинице, передам, чтоб онвам позвонил.

Она внимательно смотрела ему в лицо, и под ее взглядомВладику стало неловко, как будто он сказал или сделал что-то стыдное.

– Я не сумасшедшая, – словно возражая ему, сказала онаспокойно. – Я понимаю, что произвожу именно такое впечатление, но…

– Нет, не понимаете, – стремясь отделаться от стыдного,перебил Владик. – У вас есть мобильный телефон? Оставьте мне номер на всякийслучай.

Она продиктовала номер, и он зачем-то его записал.

Поднявшись на свой этаж – бесшумные ковры, темные панели, вкоридоре на мраморных поставцах голая Венера и голый же Аполлон, – Владик нашелсвой номер и первым делом нажал магическую кнопку на пульте телевизора. Безпривычного шумового оформления и безостановочного мелькания он чувствовал себяодиноким и выключенным из жизни. То ли дело, когда в углу бурлило, кипело,пело, плясало, говорило, представляло, шумело, гремело, шептало, восклицало,поясняло, сокрушало, билось, любилось, собачилось, миловалось, уклонялось,выбиралось, добивалось, разгонялось, ужасалось, прикасалось – словом, кипелажизнь, жизнь!..

Магическая кнопка не подвела. Комната тут же наполниласьтревожно-значительным дикторским голосом, вещавшим что-то про криминогеннуюобстановку в Санкт-Петербурге.

Владик открыл воду в ванной. После длинной московской дорогион три часа просидел в лобби гостиницы «Англия», а потом еще ездил за Хелен.Теперь ему невыносимо захотелось в душ и переодеться во все чистое, и,предвкушая удовольствие, он стал стягивать рубаху.

– …в подъезде собственного дома была убита молодая женщина,– доносилось тем временем из телевизора. – Имя убитой Нина Ольшевская. Милициювызвали соседи, услышавшие крик в парадном…

Рука застряла в рукаве. Владик дернул рукой, пуговкаотлетела и поскакала по беззвучному ковру.

Ниночка, вспомнилось ему. Никого не осталось, толькоНиночка. Почти сестра.

– …правоохранительные органы разыскивают женщину, которая,по предварительной версии, могла быть свидетельницей убийства. Приметы: роствыше среднего, темные волосы, худощавого телосложения. Одета в джинсы и темнуюкуртку или пиджак. От дома убитой могла уехать на машине марки…

– Елкин корень, – пробормотал Владик Щербатов.

Катя вышла на улицу и некоторое время постояла, соображая,что ей теперь делать.

Без Глеба она не справится, вот что. Значит, нужнопродолжать его искать, только где?!

Мобильный у него не отвечает, она несколько раз звонила, ивчера ночью, и сегодня утром, словом, – все время звонила. В гостинице его нет,если только не врет этот лощеный портье, не озабоченный ничем, кроме приставучихиностранцев и собственного внешнего вида. Он едва удержался, чтобы не выставитьее вон из отеля, Катя отлично видела сомнение у него в глазах!.. Может, он и незвонил никуда, и Глеб Петрович сейчас выйдет к своей машине, поедет на работу,и Кате останется только перехватить его?..

Немного воодушевившись, она решила было вернуться влобби-бар, сесть так, чтобы видеть лестницы и лифты, заказать кофе и ждатьГлеба, но сообразила, что нельзя.

Никак нельзя.

Ее наверняка ищут и вот-вот найдут, а торчать долгое время влюдном месте на глазах у сотни людей – лучший способ сдаться без боя.

Она перебежала мостовую, на которой толпились чистые машиныи громогласные беззаботные люди, перелезла через невысокий парапет и устроиласьна лавочке под грустным облетающим деревом.

Лавочка была холодной. Катя пристроила за спиной свойпортфель и сунула в карманы мерзнувшие руки.

Ниночка ей позвонила ночью, Катя уже спала. Вообще-то онаплохо спала в последнее время, но Генки не было дома, а новости, которые ейвесь вечер в подробностях шептала то в одно, то в другое ухо Ниночка, были такутешительны и приятны, что, вернувшись домой с вечеринки, Катя расслабилась,пристроилась на диване в гостиной и вдруг заснула.

Она спала, и ей снился приятный и легкий сон.

Вообще-то последнее время ей снились только душные, мрачныесны, а тут неожиданно привиделось веселое, понятное и радостное, как хорошийфильм.

Словно она, Катя Мухина, на каком-то озере. Нет, это неозеро, а, пожалуй, река, только очень широкая, ни конца ни краю. Туман клубитсянад водой, и в тумане слышны приглушенные голоса, плеск воды и жестяной стукведер, если их нести, пустые, в одной руке. Она, Катя, пристроилась на какой-тоширокой лежанке под раскидистым лоскутным одеялом, и в распахнутую и подпертуюколышком дверь ей видно воду и туман, далеко-далеко. Она лежит очень удобно, ией тепло, и никуда не хочется, но она знает, что нужно встать и идти, но этоприятная, радостная необходимость. Сейчас она встанет, выйдет на почерневшиелиственничные мостки, пропадающие в тумане, и там, на этих мостках, ее ждетчто-то хорошее, надежное. Она встает и идет, и большой человек, которого онавидит в тумане, поворачивается к ней, говорит неразборчивое. Она не можетрассмотреть его лица, но точно знает, что это свой, родной человек. И хотялежать под пышным лоскутным одеялом было очень приятно, стоять рядом с ним ещелучше, слышать, как журчит под мостками вода, как высоко, на горушке, звякаетбубенцом корова, как вязнут в тумане голоса. И во всем этом такой покой, такоевозвращение к себе, такое счастье обретения, что век бы стояла на этих мостках,слушала тишину и то, что говорит ей этот большой, родной, свой человек!..