взглядом, разверзлись небеса, и на землю обрушился огненный дождь. Все живое под таким дождем обречено превратиться в золу.

— Коленька, что случилось? — живая и невредимая Надя, даже не заметившая этого огненного дождя, подбежала к мужу, намереваясь обнять его, но он отстранился.

— Какую я могу занять комнату? — спросил, повернувшись к Вадиму, который все это время наблюдал за ними. Может, привезти сюда Николя — идея не совсем удачная?

— Любую, — пожал плечами Вадим, — я готов тебе уступить свою, здесь, на первом этаже.

— Спасибо, но я обойдусь без жертв, — он не удостоил Надю ни единым взглядом, вел себя так, словно ее здесь нет, — гостевые комнаты, насколько я помню, на втором этаже? Что ж, я, пожалуй, пойду, не стану вам мешать.

— Коля! — Надя никак не могла понять, что происходит. Вадим знаком показал ей успокоиться и подождать, он потом все объяснит.

В гробовом молчании Фертовский проковылял к лестнице, даже в таком положении его спина оставалась презрительно-прямой. С трудом он поднялся на второй этаж, но хуже всего было не это — он вынужден, хотя и всего лишь до завтра, оставаться в доме любовника своей жены, более того, и она здесь. Можно сказать, он их уличил, сомнений не осталось.

Николай дернул ручку двери маленькой комнаты, той, где когда-то жил Антон. Здесь было уютно, мебель в теплых песочных тонах, у стены небольшая кровать, как раз для человека, желающего побыть в одиночестве. Фертовский сбросил с себя куртку, забыл снять ее там, в холле, освободился от обуви на здоровой ноге, лег на кровать, уставший и обессиленный.

— Вадим, я умоляю тебя, объясни, что все это значит, пожалуйста! — попросила Надя, обхватив голову руками. Он сел на галошницу, скинул обувь, расстегнул куртку, прицелившись, бросил шапку на кошку-подставку.

— Мне и самому интересно знать, что нашло на твоего мужа, — вздохнул он, — догадки, конечно, имеются, но ведь ты же знаешь, объяснений от него не дождешься. Зато по морде мне быстро настучал, — Вадим опять потер нос, — мы подрались.

— Как? — ахнула Надя.

— Молча, — хмыкнул Вадим, — нет, я не прав, мы ругались, скверно ругались. Но лодыжку не я ему вывихнул, он сам упал в яму.

— Ничего не понимаю, — Надя села рядом с Зориным.

— Давай поговорим на кухне? У нас есть чего-нибудь пожевать? Я голодный и сердитый, ёлку так и не принес.

— Я приготовила ужин, пойдем, покормлю тебя.

— Ты приготовила? Подожди, а где Виктория? — за всеми этими событиями он только сейчас понял, что любимая девушка не вышла его встречать.

— Понимаешь, почти сразу после того, как ты ушел, Вике позвонил отец. Ты ведь знаешь, что ее родители в разводе?

— Знаю, — кивнул Вадим.

Они прошли на кухню.

— Отец Вики вечно в командировках и редко бывает в России. Вика его очень любит, скучает и использует любую возможность увидеться. Он сейчас проездом в Москве, ровно сутки, завтра улетает, вот и позвонил дочери. Вадим, она просила тебе передать, чтобы ты не сердился на нее, — Надя села напротив, стала резать хлеб, — правда, она сначала ехать не хотела, но отец ее так просил, сказал, что они увидятся теперь не скоро. Вот Вика и сорвалась, взяла твою машину, сказала, что к Новому году обязательно вернется. Еще просила передать, что она тебя очень любит.

— Черт! — выругался Вадим, бросил вилку на стол, есть перехотелось.

— Вадим, что?

— Представляешь, все складывается против нас! Да еще и Виктории нет в Беляниново. Я-то думал, что Николя, увидев ее в моем доме, поймет, что ошибался, и все выяснится.

— Что выяснится? — Надя смотрела на него расширенными глазами.

— Что мог подумать твой муж, застав нас двоих в доме в Беляниново? Кстати, а почему ты поехала с нами, а не с ним? Выкладывай, что там у вас произошло?

— И что мне теперь делать? — спросила Надя спустя полчаса, когда они с Вадимом, сложив дважды два, все поняли, ну, или почти все, оставались лишь некоторые детали.

— Наверху твой злой ушибленный муж, который считает себя обманутым, ненавидит меня всей душой. Но тебя-то он любит по-прежнему.

— Теперь я не уверена в этом, — медленно произнесла Надя, в памяти всплыл эпизод, когда в холле Николай брезгливо от нее отстранился.

— Все равно ты должна поговорить с ним и объяснить, что вышло недоразумение.

— Он не станет меня слушать, — она вздохнула.

— Я еще никогда не видел, чтобы он так ревновал, переживал, отчаивался. Ты для него много значишь, — заметил Вадим, стал собирать посуду со стола.

— Вот именно, поэтому его разочарование такое горькое, и тем сложнее мне переубедить его. Все, что я буду говорить, прозвучит, как попытка оправдаться. А невиновный оправдания не ищет.

— Ну и логика! — возмутился Вадим, грохнув посудой. — Невиновный, виновный — сущая ерунда! Мы не в суде, а Николя не прокурор. Ты должна все выяснить, а не рассуждать о пустом. Если боишься, я пойду сам.

— Нет! — запротестовала Надежда. — Ты уже выяснил, получив по носу. В конце концов, Николай мне муж, и это, прежде всего, мои проблемы, — она решительно поднялась со стула, сделала шаг к двери, — у тебя есть коньяк?

Надя несколько секунд постояла перед дверью, ни капли не сомневалась, что муж занял именно эту маленькую комнату. Решила в дверь не стучать, знала, что ответа не дождется. Надо же, совсем за небольшой период своего замужества она успела уже хорошо изучить характер своего мужа, его натуру, привычки и порой даже мысли угадывала. В такие моменты она словно существовала на его волне, ощущала его на каком-то ментальном уровне. Но почему вчера ничего не почувствовала, не догадалась? Пожалуй, мысли были заняты Вадимом больше, чем допустимо, его приходом, их разговором. А Николенька что-то почувствовал, поэтому так и вел себя. Как там Вадим сказал: злой муж ушибленный муж? Еще и это.

Надя толкнула дверь, Николай лежал на кровати, горела ночная лампа. Его лицо было в полумраке. «Может, и к лучшему», — подумала Надя. Она прошла по комнате, встала у окна.

— Я принесла тебе грелку со льдом. И нам все-таки надо поговорить, — положила на стул грелку.

— Не вижу в этом необходимости, — глухо отозвался он.

— И, тем ни менее, я должна тебе все объяснить. Я прекрасно отдаю себе отчет, что все сказанное мной, может не вызвать у тебя доверия, — она говорила спокойно и решительно, — ты сейчас в состоянии, когда вряд ли способен быть объективным.

— Я более чем разумен и объективен, — он с трудом поднялся с кровати, встал у стены.

— Ты ошибаешься относительно меня и Вадима, — все