Взгляд мой скользит по дверям номеров. Ты серьезно, Касьянов?! Терпи, давай, солдат!

Затаскиваю в лифт.

— Тебе плохо? — всматривается в мои глаза с тревогой Ася.

Впиваюсь в губы, не давая договорить. Беги, Синичкина… Хотя нет. Не убежишь. Лучше — сдавайся!

Богдан

Скидываю куртку, бросаю на заднее сиденье. Что-то мне жарко. Горячо. Обжигающе!

Глядя в лобовое стекло, теряю мысль. Взгляд, не подчиняясь, ищет варианты, где можно отлюбить Синичку. Ну не в тачке же её невинности лишать. Это уже совсем неадекват.

Меня так даже в буйной юности не крыло. И фаберже мои сейчас взорвутся, если их не опустошить.

Нервно настукиваю пальцами по рулю, плавая в тонком парфюме Аси. Крыша едет…

А с чего? Словно ведро виагры вкачали.

Так. Стоп…

Мысль важная. Но я подумаю её потом. Сейчас — нечем.

Перевожу взгляд на Асю.

— Иди ко мне… — отодвигаю кресло назад до упора.

Сдергиваю с неё шубку, затаскиваю на колени и мы самозабвенно целуемся. Жадно и отчаянно, словно мы подростки и нам негде потрахаться. Но ведь есть где…

И я в упор не могу вспомнить, почему мы ещё на там, а я не в ней! Наверное потому, что я тупо не доеду.

Мои руки скользят под её кофточку, пальцы рисуют по тёплой коже, твёрдые соски будоражаще прочерчивают на моих ладонях линии.

Кайф! Главное — не останавливаться.

Сжимаю её бедро высоко в паху.

Замирает.

Губы отрываются от моих. Опухшие, покусанные, алые, влажные…

— Я кушать хочу, — шепчут эти губы.

И я точно знаю чем их следует сейчас накормить.

Минет в машине, это же не невинности лишить, верно? Так… Шалости!

— Богдан?

— А? — выдыхаю, обводя манящие губы пальцами.

Что-то говорит мне, но в ушах так долбит пульс, что я не понимаю. Ритмично продолжаю сжимать упругое бедро, скользя пальцем между ног. Ткань отделяющая меня от её тела раздражает.

— Богдан! — ловит мою руку, пытаясь остановить. — Нет.

— Синичкина… — притягивая за затылок, ловлю в плен её губы. — Не говори мне этого! У меня инфаркт будет.

Кладу её ладонь на долбящееся сердце.

— Нет… — неуверенно шепчет мне в губы.

— Ну что ещё, детка? — мычу недовольно.

В любви признался, замуж позвал…

— Что ты ещё от меня хочешь?! Да к чёрту этот штамп! Забудь! Ничего ведь не значит… Ну, маленькая моя… давай… сдавайся!

Утягиваю её руку вниз, кладу на ширинку. Заглядываю в глаза.

— Сожми его.

Кисть сжимает головку через ткань. Космически остро! Со стоном вбиваюсь затылком в подголовник.

— Шампанское сильно перегрето! — предупреждаю я.

— Ты белены объелся, Дан? — шепчет мне в губы Ася.

— Да. То есть… Нет.

Что-то там было в этом тонике. Я даже догадываюсь что. Вот, стерва! Думала сорвать мне башню? Да вот хрен. Я лучше рукоприкладством пар спущу, чем в тебя залезу. Причём, желательно, прикладывать мягкую ладошку моего кролика. Или всего кролика целиком.

Расстегиваю ширинку, вынуждая её засунуть руку внутрь.

— Дан!..

Стук в окно. Синичка взвизгивает. Сжимаю её крепче.

— Сидеть!

— Здесь нельзя парковаться, — приглушенно слышу за закрытым окном.

Иди нахрен, а!

Не глядя, разворачиваю свои корочки, прижимая к стеклу.

Сжимая её руку на себе, двигаю вниз.

"Выстрел в воздух" снесёт крышу моей тачки, не меньше. И меня это точно не удовлетворит.

— Дан, мы в центре города, — шепчет мне на ухо Синичка. — Мы не можем развлекаться при всех с твоим "шампанским".

— Ещё как можем!

— Нас увидят!

— Пусть завидуют… — дёргаю её руку вверх. — Что у меня самая… — задыхаюсь, — вкусная… зайка! Фак! Ещё-ещё…

Ася.

Касьянов гипнотизёр, не иначе! Других объяснений почему я делаю то, что считаю недопустимым не найти. Но делаю! И мало того, голова моя кружится от каждого его стона, сдавленного шёпота, движений навстречу моим ласкам. Он выключает тумблер отвечающий за любые приличия.

Ловлю его неровное дыхание, шокированно понимая, что останавливаться я не хочу. Мне нравится извлекать из него эти эмоции.

И вот я, позорница, уже не помню про печать, и про центр города, и про то, что это вообще-то скорее пошленько, чем романтично, творить с ним эдакое. Но мои трусики насквозь…

Его светлые остекленевшие от удовольствия глаза отключают всё, кроме самого момента.

Он смещает мою ладонь на головку, и глаза его на мгновение закрываются, тело передёргивает.

Горячо, скользко…

В порыве вжимаюсь в его губы. Его язык агрессивно проникает в мой рот. Рука сжимает меня между бёдер. В нос бьёт знакомый запах. Сжимая мои волосы на затылке, впивается в шею, пониже мочки. И резко втягивая воздух, меня тоже передёргивает от волны острого удовольствия.

Черт-черт-черт…

Начинаю приходить в себя. И сразу же тумблер мой щёлкает обратно.

И печать на месте!

И центр города!

И это всё крайне непристойно!

Волоски на загривке становятся дыбом.

Не нахожу ничего более надёжного, чем спрятаться от его взгляда за поцелуем.

Решительно закрыв глаза, прижимаюсь к губам.

Удерживая меня за лицо, он урча как довольный кот съедает мои губы.

Синичкина, отпусти его член, в конце концов!

Но что делать с выпачканной рукой?!

Помогите.

Я чувствую, как он в моей руке снова наливается.

— Богдан… — сглатываю я, зачем-то сжимая крепче.

— Холостой выстрел проблемы не решит. Я хочу в тебя!

Машина слегка вздрагивает.

Мы поворачиваем головы в лобовое.

Марина!

Пинает ещё раз рассерженно по колесу.

— Ты совсем уже, Касьянов?

О, Бо-о-оже-е-е!

Я обливаюсь кипятком от стыда, не зная, куда деться с его колен. Она что — видела??

Касьянов, игнорируя вытирает мою руку влажной салфеткой. Замерев, боюсь дышать. Стыдно, капец!

Гладит мои пальцы.