— А поехали, тебе колечко купим?

— Чего?

— Колечко…

— А? — открываю рот.

— Ты так сладенько их не распахивай, — качает головой, поглаживая мои губы.

Ах да, там же порно-сюжеты!

Захлопываю поспешно рот. Но уже поздно. Я, кажется, заразилась одним из сюжетов. Потому что перед глазами, вместо Марины его член и мои губы. Уверенна он имел в виду именно этот сюжет. Я конечно же не собираюсь! Но что-то мне подсказывает, чтобы я не "давала за это зуб". С его гипнотическими способностями, могу остаться без него.

И вот, Марина…

Какой кошмар.

Богдан ссаживает меня на соседнее кресло. И игнорируя возмущенную… (О, боже-боже… Всё ещё жену!) сдаёт назад, застегивает ширинку.

В прострации смотрю Марине в глаза. И мои сейчас вытекут от стыда.

— Всё нормально… — сжимает моё бедро Богдан.

Ну, если это "нормально", то я не знаю.

Сжимает мою кисть, кладёт на своё бедро.

— Куда мы? — бормочу я.

— Позолотим ручку, — на секунду поднимает мою кисть, прижимает к губам. Целует. Кладёт на место.

Я растерянно слежу за своей безвольной рукой взглядом. И натыкаюсь на ширинку.

И у него опять стоит! Мне кажется я догадываюсь, что случится после того, как позолотим.

Оооо… Куда бежать?!

Мы стоим у витрины с колечками. Дан обнимает меня сзади. Его телефон без конца звонит.

Мои пальцы скользят по его большой руке, прижимающей меня за пояс. Он ощущается сзади как стена. Массивная и тёплая. И, может быть, мне первый раз за последний год внутри не холодно и не страшно.

— Я не могу сейчас. Нет. Совсем не могу! — разговаривает с кем-то Богдан. — Но он всё равно уже мёртвый, правда? Ему несложно подождать… Ну ты что, не знаешь, как успокоить? Пристегни второго к батарее, пусть тоже ждёт. Нет, бить не надо, — терпеливо вздыхает. — Бить, только если будет оказывать сопротивление. Бережно, об стену. Нет, как я не надо. Как Медведев, да.

Девушка за прилавком с подозрением, и я бы даже сказала с плохо скрываемым ужасом, косится на нас. Её рука медленно скользит под прилавок. Возможно, к тревожной кнопке.

— Он полицейский… — шепчу я, поджимая губы. — Работа такая.

Девушка выдыхает, понимающе кивая головой.

— Белое золото, платина… — кладёт по очереди руки на рядом стоящие витрины.

Богдан окидывает взглядом колечки, не останавливая разговор.

— Это с бриллиантами. Сегодня большие скидки!

Мой взгляд падает на одно очень красивое.

Камешек там не закреплён жёстко, а качается, мерцая на свету.

— Понравилось? Давайте, примерим, — тут же вытаскивает она коробочку. — Это танцующий бриллиант. Новинка! О-о-очень красивое, — многозначительно хлопает ресницами девушка.

И очень дорогое, наверное.

— Камешек маленький, но за счёт движения мерцает как крупный камень.

— Да нам обычное… — смущаясь, качаю отрицательно головой.

Богдан поднимает мою кисть, протягивая над прилавком.

Девушка тут же надевает колечко, угадав с пальцем.

— Идеально! — с восторгом и ноткой зависти вздыхает девушка.

Он двигает моей рукой, разглядывая вместе со мной игру света.

— Мы берем, — ставит ребром пластиковую карточку на витрину.

— Ты что? — поднимаю на него взгляд.

— Тебе же понравилось.

— Мало ли что мне понравилось, — возмущённо шепчу ему я.

Расплачивается.

— Я так хочу. Давай, мы сегодня будем делать всё, что я хочу? — гладит колечко на моём пальце.

— Что-то я опасаюсь…

— Поздно опасаться, Синичкина. Ты же видишь, я тебя даже руку и сердце не предлагаю. Знаешь почему?

— Нет, — опускаю взгляд.

— Потому что этот вариант предполагает возможность отказа. А я тебя всё равно не отпущу. Поэтому — не предложение, а констатация. Ты будешь моей женой. Возражения есть?

— А они принимаются?

— Нет.

— Что ж… — вздыхаю я, немного даже с облегчением. — Нет, так — нет.

— Люблю тебя! — смеясь, целует меня Богдан.

И я тебя! — хочется сказать мне. Но я не решаюсь.

А на улице мы снова целуемся. И я вся искусана его жадными губами.

— Поехали домой, детка, — шепчет. — А, нет… Лучше, не домой. Там Ариша с тёть Катей.

Глажу венку на его виске, она взбухшая и стучит.

У бабушки была гипертония. И умерла она от криза. И я помню, как начинали выделяться её вены, когда давление повышалось. И боюсь этого до ужаса.

— Дан, у тебя давление высокое.

— Ещё бы… — страдающе.

— Надо измерить.

— Нет, надо кое-что другое.

— И выпить лекарство.

— Ты моё лекарство, Синичка.

— Давай зайдем в аптеку! — прошу его.

— Ты прекрати из меня инвалида делать! — фыркает он. — Просто в тонике было что-то…

— Что?

— Какой-то афродизиак, мне кажется. И… Пожалуйста, Синичкина, давай используем его по назначению, а то я сдохну до вечера! — смачно чмокает меня в губы.

Его телефон опять трезвонит.

— Дыа! — сдержанно, но с крайней степенью раздражения. — Ну не могу я сейчас, Медведев! Хорошо… Хорошо… Подскачу на минуту.

Открывает мне дверь машины.

— Ну что за люди, а? — сетует он. — У меня же еще целых два часа было.

Останавливается у отделения полиции.

Выходит навстречу Михаилу, тот достает из папки какие-то документы, и на капоте, Касьянов, бегло пробегаясь взглядом, подписывает их.

Не в силах сдержать улыбку рассматриваю свое колечко. Красивое… Не просто колечко. Это предложение! Я не совсем осознаю, чем оно мне выльется. Но своей жизни без Булочки и моего Питбуля уже не представляю.

Вижу, как Богдан морщась трёт виски. Медведев, отвернувшись говорит по телефону. Богдан закрывает глаза. Ручка вываливается из пальцев. Он ловит ладонью капот. Вскрикнув, вылетаю из машины.

Внезапно он оседает и падает навзничь!

— Миша! — вскрикиваю я.

Медведев медленно и удивленно оборачивается.

Падаю на колени на снег. Шлепаю по щекам Богдану.

— Дан! Дан!

От его лица резко отливает кровь, и он становится белым.

Поднимаю глаза на Медведева.