называл Ленин наивных леваков, пацифистов, которые искренне ратовали против войны. Кстати, в те дни газеты указывали на прямую связь Гримма с большевиками. «Утро России» писало: «Гримм вошел в тесные сношения с группой Ленина, принимал участие в митингах. Причем считался после Ленина и Зиновьева лучшим оратором. Показательно, что, владея французским и английским, Гримм выступал исключительно на немецком языке, что вызывало, конечно, недоумение в рабочих кругах. При этом речи его были немецкими не только по языку, но и по духу. Между прочим, – продолжала газета, – распоряжение немедленно покинуть Россию Гримм встретил с чувством живейшего удовольствия, так как имел основания опасаться гораздо худшего для себя исхода». Итак, редкий случай – человек, агитирующий против войны, был на основании документов разоблачен как действующий в интересах Германии, способствующий сепаратным переговорам. А это, в свою очередь, вызвало скандал уже и на российском политическом олимпе, причем и в правительстве, и в исполкоме Советов. Министр труда, меньшевик Скобелев заявил, что разоблачение Гримма явилось для него полной неожиданностью. Лидер Петросовета Церетели вынужден был что-то мямлить: «Пока вопрос о Гримме не обсуждался, но если будет затронут на Всероссийском съезде, то, вероятно, исполком даст исчерпывающие объяснения». Пожалуй, только Павел Милюков, экс-министр иностранных дел, отправленный в отставку за твердую позицию в отношении продолжения войны, был доволен: «Я очень рад, что Временному правительству удалось удостовериться, кто такой Роберт Гримм. У меня и раньше еще были бесспорные сведения о том, что он агент германского правительства. И пока я был министром, разрешения на приезд в Россию Гримм не получал…»

19.06

В этот день – 6 июня 1917 года по старому стилю – в Петрограде разразился громкий скандал, связанный с высылкой из России швейцарского политика, социал-демократа Гримма, который был изобличен в связях с германским правительством при организации возвращения из Швейцарии в Россию группы политэмигрантов во главе с Лениным. Гримм пытался оправдаться, но как? Он доказывал, что на последнем этапе переговоры с немцами вел не он, а другой деятель международного социалистического движения – Фриц Платтен. Но дело-то было не в фамилиях – Гримм или Платтен, а в сути сделки. Какое-то время и большевики, и их друзья в Швейцарии отрицали факт переговоров с германским правительством, теперь же это оказалось доказанным фактом. Огласку получили письма и документы, которые Гримм после отъезда Ленина передал остававшимся в Швейцарии русским революционерам, лидерам меньшевиков Мартову и Боброву. В конце мая 17-го они уже сами приехали в Россию. И организовали утечку информации. Окольным путем. Популярная газета партии эсеров «Воля народа» опубликовала текст условий проезда через Германию Ленина и его соратников: «Я, Фриц Платтен, беру под свою полную ответственность вагон с политическими эмигрантами и легальными лицами, желающими проехать в Россию через Германию. Вагону присваивается право экстерриториальности. Без разрешения Платтена никто не может проникнуть в запертый на все время путешествия вагон. Проверки документов ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должно быть. Всем едущим Платтен выдает билеты по их нормальному тарифу. Разрешение на проезд дается на основе обмена едущих на немецких и австрийских пленных и интернированных лиц в России». Гримм фактически признал достоверность этой информации, выразив сожаление, что «наши хлопоты таким легкомысленным образом стали предметом циркуляра, получившего общее распространение и вышедшего за пределы тесного круга лиц». Не менее скандально выглядел и еще один компромат, опубликованный в том же номере «Воли народа», в нем, подтверждалась во-первых важная роль Роберта Гримма во всей операции, а во-вторых готовность большевиков вести деморализующую и общество, и армию агитацию. Выписка из протокола заседания Заграничной коллегии ЦК РСДРП гласила: «Постановили. Принять предложение, сделанное товарищем Гриммом относительно возвращения в Россию через Германию. Переговоры велись товарищем Гриммом с представителем правительства нейтральной страны – Швейцарии, потому что английское правительство, несомненно, усмотрело бы в этом нарушение нейтралитета, так как Англия не желает пропустить в Россию интернационалистов. Предложение вполне приемлемо, так как гарантирована свобода проезда независимо от отношения едущих к вопросу о так называемой защите отечества, о продолжении Россией войны или заключения ею мира. Предложение основано на плане обмена русских эмигрантов на пленных немцев в России, и это дает нам основания для агитации за такой обмен по прибытии в Россию. Известить всех членов нашей партии о немедленном отъезде и пригласить всех желающих из других партий ехать вместе с нами. Цюрих. 31 марта 1917 года. Подписано – Ленин и Зиновьев».

20.06

В этот день – 7 июня 1917 года по старому стилю – в российских газетах впервые была поднята тема формирования женских воинских частей. Под заголовком «Женщина и война» «Московский листок» писал: «Третьего дня в камерном театре состоялось первое организованное собрание “женского батальона смерти”. На нем присутствовало около 100 человек, председателем избрана гражданка Р. Случ, которая во вступительной речи обрисовала будущую роль женщины-воина на фронте. Говорили также и “большевички”, они призывали присутствующих оставить свою затею и отдать все силы и знания культурно-просветительной работе в тылу. Большевички успеха не имели и покинули собрание. После обсуждения ряда технических вопросов была избрана особая делегация к военному министру Керенскому, которого будут просить отдать приказ по военному ведомству о направлении всех женщин, желающих идти на фронт в качестве воинов, в “московский батальон смерти”».

Итак, место создания батальона – Москва. Первый руководитель – гражданка Случ, о которой практически ничего не известно. Все это совершенно не вяжется с устойчивым представлением, что инициатор формирования женских добровольческих батальонов – Мария Бочкарева, что все оргмероприятия проводились в Петрограде и что все родилось с подачи Керенского.

Да, конечно, старший унтер-офицер Мария Бочкарева, находившаяся на фронте по высочайшему разрешению императора еще с 1914 года, станет потом командиром первого добробата. Он примет участие в июльском 17-го года наступлении русской армии. Да, многое в решении вопроса о формировании таких частей – заслуга Керенского. Достаточно сказать, что при царской власти женщинам было запрещено служить в частях действующей армии. Но, как видим, инициатива была на местах, в той же Москве. И, безусловно, она вызывала немало споров. Но если профессиональные военные просто сомневались в реальной боеспособности женских батальонов, генерал Брусилов (в те дни главком русской армии) при встрече с Бочкаревой высказывал такие опасения, то политические оппоненты, в первую очередь большевики, стали всячески пытаться дискредитировать моральный облик женщин-волонтеров, не гнушались при этом самых пошлых и облыжных обвинений. Между тем социальный состав батальона, которым командовала Бочкарева, оказался весьма пестрым. Там были и представительницы знатных дворянских фамилий, и дочери офицеров и генералов, но