И Андрей вцепился в своего приятеля:

— Постарайся вспомнить хоть что-нибудь про этого человека. Любая мелочь может стать зацепкой.

Матвей постарался. У него от напряжения даже лоб сморщился, но выжать ему из своего мозга ничего не получилось.

— Ничего на ум не идет, — пожаловался он. — Разве что…

— Ну?..

— Он сказал, что в Дубочках у него живет родственница. К ней он и приезжал.

— А кто она такая? Как зовут?

— Не знаю. Больше он мне ничего не сказал. Но если вам это так важно, то можно опросить жителей поселка. Кто-нибудь из баб вдруг да и признается, что усатый мужик — это ее родич.

— Спасибо за совет. Ну а бежать-то ты почему задумал? Что за опасность тебе мерещится?

— Ерунда.

— Нет уж, ты, будь добр, расскажи.

— Вы издеваться будете. Решите, что у меня крыша поехала.

— Даже и не подумаем.

— Смотрите, вы обещали. В общем… одним словом… я его почуял!

— Кого?

— Мужика этого. Продавца.

— В доме?

— Да. Тут. В этом доме он был. Я минувшей ночью проснулся, чтобы в туалет сходить. Вышел, а в коридоре вроде как мокрой шерстью пахнет. И так мне страшно стало, что я назад к себе в спальню кинулся, дверь закрыл и мебелью ее забаррикадировал. Отвертка у меня была, что-то я ею чинил, не помню уже что. Так я до самого утра с отверткой в руках просидел. Все прикидывал, как буду отбиваться, если он на штурм пойдет.

— Кто он-то?

— Продавец, будь он неладен!

— Ты же сказал, что он уехал. Деньги ему на дорогу были нужны.

— Это он мне так сказал. А что, если соврал? Что, если он тут остался?

— Чтобы тебя прикончить? Не много ли чести?

— А почему я запах мокрой шерсти ночью в доме услышал? И еще шаги!

— Шаги?

— Под утро уже раздались. Тихо-тихо, словно бы на цыпочках крался. Только у меня волосы по всему телу дыбом встали. Прошел, дверью хлопнул, а я еще несколько часов шевельнуться боялся, пока вы не пришли. Чуть было к вам не выскочил за помощью, да потом одумался. Если узнают, что я в доме был, когда Гаврила помер, да еще пронюхают, что это я ему грибы принес, да с моим прошлым… Точняк на нары бы угодил.

Что же, в этом была своя логика.

— А как ты от полицейских прятался?

— Разве трудно? Они пришли, я ушел. Они ушли, я вернулся.

Матвею было отчего бояться встречи с правосудием или даже с людьми, которые его могли этому правосудию выдать. Натворил он достаточно. Но с другой стороны, если Матвей не врал и ядовитые грибы ему дал другой человек, который еще к тому же зачем-то приходил в дом прошлой ночью, то не является ли этот человек главным подозреваемым по делу, которым они столько времени уже занимаются?

Пока Матвей пил свой кофе, пытаясь согреть озябшие руки, сжимая в них чашку с горячим напитком, отец Андрей и Катя держали между собой военный совет.

— Лично мне этот таинственно появившийся продавец кажется очень подозрительным.

— Очень — это как раз то самое слово!

— Даже если допустить, что он и впрямь приторговывает в Дубочках этими гадкими грибами, то с чего он решил обратиться к незнакомому парню?

Ничто в Матвее не привлекало особого внимания. Выглядел он благопристойно. Из Дубочков он уезжал, полностью поправив свое здоровье, и, по крайней мере, на какое-то время выглядел нормальным человеком.

— Чего он к Матвею сунулся?

— Продавцу срочно были нужны деньги, — напомнила ему Катя.

— Но почему именно к Матвею-то?

— Может, он ко всем уже до него совался.

— Точно, — подал голос и Матвей. — Я-то позднее других на остановку подошел.

— Даже если предположить, что продавец по очереди подходил ко всем ожидающим на остановке гражданам, в надежде рано или поздно наткнуться на СВОЕГО клиента, все равно получается как-то очень странно и подозрительно. Ведь он не картошку со своего огорода предлагал купить, а ядовитые грибы, которые в итоге привели к смерти потерпевшего! Дело-то подсудное. Продавец крупно рисковал, что вместо денег получит за свой товар тюремный срок.

— Он мог и не знать, что грибы ядовитые. Мало ли как поганки могли подмешаться к опятам.

— Эти грибы выглядят совершенно по-разному. Любой грибник мигом отличит опенок от бледной поганки.

— Надо срочно этого человека искать, — принял окончательное решение отец Андрей. — И тех, кто был с ним связан, тоже.

Но это было не единственное, о чем Катя хотела поговорить с Матвеем.

— Скажи, ты ведь уже жил у нас в доме, когда убили Лиду?

— Да.

— И ты ее видел?

— Она приходила, — несколько смущенно признался Матвей, словно это он был мужем Кати и принимал в отсутствие супруги другую женщину. — Гаврила сначала не слишком-то ей обрадовался, даже выставить ее попытался. Но она настырной оказалась. И я так понял, что она уже не первый раз к нему приходила. В прошлые разы Гавриле удавалось от нее избавиться, а тут она вошла вместе со своим чемоданом и заявила, что никуда не уйдет. А если Гаврила захочет ее выставить, то она такой скандал поднимет, мало ему не покажется.

Это было Кате отрадно слышать. Значит, Гаврила был все же не законченным подлецом. Все-таки он ее любил. Даже бывшую любовницу выгнать собрался. Надо все-таки будет поставить Гавриле приличный памятник. Может быть, даже из гранита. И надпись сделать… что-нибудь такое трогательное и трагичное, вроде «Любящему от вечно помнящей». Ну, или что-то в этом же роде.

Но дальнейшие слова Матвея снова расхолодили пыл Кати насчет гранитного памятника. И она снова начала думать, что муж ее хорошего к себе отношения не заслуживал ни при жизни, ни после смерти.

— Лида эта горячей штучкой оказалась. Даром время на слова тратить не стала, сразу же набросилась на Гаврилу, словно сто лет у нее секса не было.

Катя побледнела.

— Они что… занимались этим…

Матвей кивнул головой.

— Целовались — уж точно, аж стены тряслись.

— Тут?

Катя была потрясена. Ну, Гаврила! Точно, не будет тебе памятника! Никакого! И даже поминок не будет, потому что на любых поминках Катя будет вынуждена сказать, каким гадом он был!

— Конечно, я человек деликатный, видя такую страсть, я удалился. Последнее, что слышал, Гаврила этой девице сказал, что уехать с ней сейчас никак не может. У него есть одно дельце, которое он должен закончить.

— Что за дельце?